Под знаком Льва

Чьи пальцы нажали
на нервы печали?

Льняная завеса
вдоль мокрой долины.
Медлительный ливень,
протяжный и длинный.

Фантазия квази уна соната[65] до мажор

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?

Goethe, Erlkönig[66]

О чем поет ветер?
Ливень аккомпанирует ему на рояле.

А впрочем, поет ли ветер?
Пожалуй, он просто
бормочет
обморочные слова
речитативом,
но слова эти сродни преданьям Шахразады
или сказанью об Одиссее…

Дневник ветра?
Скорее — ночник веры
в легенды, мифы, россказни и сказки,
фантазии, выдумки, преданья,
сказанья, саги и былины,
в баллады и романсы, в приключенья
Ланселота и Джиневры,[68]
в грядущие событья и в былые происшествия —
в нечто, имевшее место тысячелетья тому назад
в юных странах, не ведавших еще усталости,
преисполненных жизненными соками и отвагой,
или на руинах дряхлых империй.
Ночник веры в случившееся недавно
и бог весть когда,
в растворившееся в чреве веков
и в зачатое в чреве грядущей зари,
в устоявшееся, в хаотичное.

Поет ли ветер?
Пожалуй, он просто
бормочет
обморочные слова
речитативом —
но слова эти сродни преданьям Шахразады,
повествованью Марко Поло,
сказанью об Одиссее.

Дневник Ветра?
Скорее — ночник веры
в Тысячу и Одну Ночь Тоски,
ибо Шахрияр нагоняет на меня тоску,
Аладдин и Синдбад переполняют меня печалью.
Дуньязада и Шахразада —
два крыла одного чуда,
одной фантазии и тайны.
Тысяча и Одна Ночь Тоски —
юной тоски и в то же время древней,
вечный мотив, приводящий
не к вагнеровской «Гибели богов»,[69]
которая в свою очередь
сводится к траурному маршу Зигфрида,[70]
а мотив угасанья, в котором — ни грана
божественного и эпического.
О ветер, вечный мотив
на струнах квартета,
угнездившегося у меня в мозгу.

Бормочет обморочный ветер
речитативом
кровоточащие слова,
которые сродни преданьям Шахразады
или сказанью об Одиссее.

Откуда возник он, ветер,
парящий в кроне кедра и дуба?