прекратить дрожать'. Аска подергала связкой из магнитных и механических побрякушек и спросила:
- Это ищешь?
Я поморщился от резкого дребезжащего звука - как зондом по барабанной перепонке, ей-ей, - и отобрал их у нее.
- Извини, на посидеть и так далее - не приглашаю. После первого-то свидания.
- Болван, - улыбнулась Аска. - Не было никакого свидания.
- Не было? - изумился я, угомоняя разошедшийся пульс. - Тогда тем более...
На лестнице застыл какой-то паренек, глядя, как я, облокотившись на стену, ковыряю замок, но Аска, не поворачиваясь, сказала 'брысь', и он исчез, пропуская ступеньки. Я даже не понял, поднимался он или спускался, потому что сердце как раз решило приостановиться - причем слишком резко.
- 'И так далее' ты и сам сейчас не потянешь. Так что я не в обиде.
Подколка была настолько очевидной, наглой и настолько четко вела к облому, что я даже не стал реагировать. А вообще, она хорошая. Видимо, решение выписаться из госпиталя Аска истолковала по- своему и очень даже в мою пользу - так что вела себя даже почти любезно и на удивление мило. Плечо она мне, конечно, подставлять не стала, но, подозреваю, вовсе не из вредности.
По-моему, просто не хотела обижать своего сильного напарника проявлениями жалости.
Рыжая тем временем сделала ручкой:
- Ладно. Жри вовремя стимуляторы, отсыпайся и - до завтра.
Взметнулась огненная грива, исчезла за створками подошедшего лифта, и я открыл наконец дверь к себе в квартиру, где не был уже двое суток. Аянами стояла прямо у входа, так что я невольно чуть не выпал назад - на лестничный пролет.
'Ну что ж такое, я же просил спрятаться!'
Аккуратно закрыв за собой дверь, я попытался приостановить сумасшедший пульс и выровнять дыхание. В глазах попеременно то темнело, то светлело, и этой своеобразной морзянкой организм всячески намекал мне, что я завтра никуда не пойду.
- Что с вами, Икари?
Ее голос был обычным - тихим, ровным, ни единого колебания или всплеска, но мне почему-то почудилось, что она меня очень ждала. Хотя бы потому, что торчала у дверей, едва заслышала мой голос снаружи.
Этот вопрос. Это неожиданное волнение. Это здорово, оказывается, раздражает - если помнишь еще, какую цену ты заплатил, чтобы тебя вот так вот снова встретили у дверей - внимательным алым взглядом. Ну и чтоб совсем уж быть точным - если помнишь, что это всего-навсего эмуляция заботы.
Не говоря ни слова, я разулся - еще один приступ тахикардии - и обошел ее.
'Ты что творишь, мудак? Ты же сделал все, чтобы испытать это еще раз!'
Да, именно что все. И даже больше. Черт побери, как же болит в груди.
Я закрыл глаза. Надо понимать, подкрашенные брызгами осколки шлема Майи - это плата за щемящее чувство тоски по Рей. Тот парень, которого выстрел отбросил на колонну - за наши совместные завтраки. Тот, который слег последним, - за... За... ну, скажем, за то, как она мне лечила руки.
На кухне я просто упал на стул и вцепился пальцами в волосы.
Больно. Мерзко.
Я рад, что она жива и будет жива, но мне чертовски хреново на душе. Не то чтобы противно быть рядом с ней, видеть, слышать ее - просто противно. Точка. Мог бы - отправил ее куда-нибудь, с глаз долой, чтобы помнить только о своей спасительнице, изредка думать о ней и всласть бичевать себя за то, что я поступил правильно.
- Вы хотите есть?
- Нет.
Она стояла сзади, за спиной. И вот за это я даже был благодарен ей: Ева не искала моего взгляда, не заискивала, не пыталась понять - может, это она в чем провинилась. Словом, вела себя снова как идеальная девушка, которая просто должна мне сниться, о которой я не могу не думать.
Которой бы лучше не было. Совсем.
Тишина. Я открыл глаза и сообразил, что сижу над давно застывшей кашей, разведенной молоком. 'Это она, наверное, как всегда - в полседьмого разогрела'. Рядом стояла чашка с простывшим кофе, и на поверхности жидкости уже собралась какая-то мерзкая пленка - вечно она там собирается. Я потому всегда и пью кофе еще горячим, чтобы не видеть наглядного подтверждения всем гадостям из передач о нездоровой пище...
Мне стало совсем нехорошо - и мое состояние красноречиво подтверждало: я устроил ту резню ради самого себя. Чтобы это все у меня было. И теперь, получив желанное, я включил реверс.
- Вам плохо?
С ума сойти: третий вопрос подряд. Или какой там он уже?
- Да.
- Вы переживаете за убитых вами?
Я вскинул голову и повернулся. Ошиблась ты, умница синтетическая, хоть ты и смотрела телевизор... 'Кстати. Телевизор?'
- Ты смотрела новости?
- Нет. Читала в интернете.
Можно не сомневаться даже - она специально искала что-то обо мне. Сдуреть, пару суток назад я бы впал в пораженное умиление, а сейчас меня просто мутит.
- И как тебе?
Она не ответила - просто смотрела на меня, как и до того, и это бесило. Она ведь поняла все, не могла она не понять, что я по уши в крови. И все равно заливала горячим молоком чертову кашу, все равно ждала меня, ей наплевать, что я устроил бойню, - еще бы не наплевать, она ведь солдат. Хоть как мало в ней от привычной Евы - в основе ее треклятого эго лежит контур убийцы.
'Нет, она тревожится за тебя, брат'.
Я сам не понимал, чего хочу - чтобы она меня в чем-то убедила? Убедить ее, что я чудовище? Убедиться в этом самому? Это все маловажно.
- Я убил их, чтобы ты осталась жива.
Наверное, это были самые тяжелые слова в моей жизни, тем более что я уже не был так в них уверен - но останавливаться уже было очень поздно. Да и не хотелось, честно говоря.
- Понимаешь, Аянами? Я решил убить их, зная, что даже если в меня не попадут, всегда есть... - я остановился: набат пульса просто рвался в горло. - Всегда... Есть вероятность
- сорок процентов, - что мое сердце больше не запустят.
Она молчала, а я толком и не видел ее. Я вообще почти ничего не видел, кроме кровавого тумана.
- Ты дорого мне обходишься, Аянами. Слишком.
Тишина. Я несу хрень: я всего лишь спас ее, как она спасла меня. Или мое решение приютить ее уже стоит считать расчетом?
Я почувствовал, как ее руки скользят под моими, как она приподнимает меня и куда-то ведет.
'Что я сказал? Что она...'
Глаза очень удачно решили меня порадовать, и я обнаружил, что меня усаживают на кровать.
- Какие лекарства вам надо принимать?
Я кивнул ей на плащ, и она вынула из карманов четыре заряженных инъектора, кучу таблеток и большой автоматический шприц с реанимационным раствором - игла даже откалибрована так, чтобы войти точно в сердечную сумку.
- Положи это у кровати. Сначала надо сделать уколы по часам, потом есть таблетки.
Поднеся запястье к глазам, я обнаружил, что всего лишь десять утра. Поставить три будильника. И - все-таки стоит лечь.
- Я хочу помочь вам.
Это еще что такое? С ускоряющимся сердцебиением пришло раздражение: а ведь только успел порадоваться, что она не просится мне угодить. Все же Аянами - девушка, и плевать на всю эту ересь - кто и как на свет появился.
