паровые котлеты, которые сделали в столовой у Альберта Дмитриевича. Здесь я до сих пор ни в чем не знаю отказа, вот что значит никогда не брать взяток.
В одиннадцать вечера в Обнинск уехал поливать огород, вернусь завтра часа в три, чтобы снова съездить в больницу.
В метро прочел в «Труде» статейку «Куплю тараканов. Дорого», а дома по ТВ слушал, как Путин выступил на президентском совете по культуре. Опять все тот же смысл – провести мероприятие. Мысль Дондурея о том, что уровень культуры это еще и решение вопросов демографии, Путин не понял. Ему надо объяснять прямыми ходами о необходимости повышения благосостояния граждан, без которого и культуру не двинешь. Про тараканов – просто сенсация. Они пропали в некоторых городах Украины. Почему? Потому, что стали есть отбросы, в которых модифицированная соя. Тараканы поставили на себе эксперимент: они, как и мухи дрозофилы, мгновенно репродуцируют следующее поколение. Популяция тараканов, которая питалась этой соей в отбросах колбасы и продуктов, – вымерла. Но мы первое поколение, которое ест модифицированную сою.
В холле седьмого этажа все на нее смотрели, как на некое чудо. С одной стороны, каждый больной, конечно, понимает, что следующим может оказаться он сам, с другой – тешит себя надеждой, что пока смерть и судьба не разделаются с текущей своей жертвой, не возьмутся за него. На весах у В.С. перед диализом оказалось 48,1 кг.
Усадил в кресло, расплатился с нянечками и полетел в институт. Ради ученого совета, на который внезапно поставили мой отчет.
Еще накануне принялся волноваться по этому поводу – мне предстояло сделать сообщение о защите дипломов. Главный тезис у меня был: наши лучшие дипломники не всегда оказываются лучшими на государственных экзаменах. Я даже приготовил цитату из Фаулза – ту, которую уже использовал в романе, – об особенностях писательской памяти, которая по сравнению с профессорской совершенно другая. Всё это для меня имело особое значение, потому что срезалась на госах – вернее, ее «не вытащили», как многих любимцев – Настя Тагунова, плохо, с невероятным скрипом проходил Игорь Каверин. Мария Валериевна после зимней сессии, даже не переговорив со мною, исключила из семинара пятерых, причем четверых мальчишек. Вроде бы их не видели на других дисциплинах. В эту сессию я опять ожидаю, что рухнут последние мои мальчишки, по крайней мере у Андрея Ковалева и Димы (?) Иванова были сложности с посещением. Мальчишки вообще сложнее, чем девушки, которые в науках более аккуратны и дисциплинированны. Но ведь и Татьяну Глушкову и Аллу Кирееву не раз исключали и восстанавливали в институте.
Всё это подхлестывалось и назначением за тридцать минут до ученого совета заседанием президиума УМО: после того как, скорее по неосмотрительности, мы дали разрешение на открытие специальности в Бурятии – причем не только, как я предлагал, на родном языке, но и бакалавриата на русском, – нас засыпали подобными представлениями. Мною всё это заранее было просчитано. Даже произошла определенная стычка с Александром Ивановичем. Я был раздражен очевидностью ситуации: давать разрешение на открытие специальности можно только под безусловно крупное имя, а их очень мало. Раздавать такие разрешения бывшим институтам культуры, переименованным в академии, которые, чтобы выжить и набрать платный контингент, готовы на любое облегчение приема, это значит и самим в центре остаться без студентов.
Но здесь весь наш не очень любящий размышлять, полагаясь на ректора, президиум оказался перед лицом опасности остаться без работы и стал единым, даже слишком единодушным: никому, даже Томскому и Ярославскому университетам, не давать разрешения. Масла в огонь подлило справедливое соображение Людмилы Михайловны: Томск-де сейчас по национальной программе образования получит такие деньжищи, что к нему могут перейти и все наши права. Что-то вроде того, что закроют Литинститут в Москве и откроют в Сибири. Я был настроен менее агрессивно, поскольку некоторые основания были и у Томска и у Ярославля, где в руководители предлагался С. Чупринин (это, конечно, московская фикция), а также очень интересный моло-дой критик ……
Ладно, проехали…
Свое выступление, которое долго вынашивал, я сразу же перепланировал, когда из больницы приехал на работу. Все ведающая Надежда Васильевна приготовила мне не только общую статистику, но и отчет Андрея Михайловича Туркова. И сразу же я решил, что начну именно с этого отчета. Ну, почему мне не дан такой аналитический дар, такая память! Андрей Михайлович талантливейшим образом вспомнил и поименовал всё лучшее и, главное, определил тенденцию: в этом году творчество, как никогда, стало ближе к жизни. Студенты вырываются из придуманного, так называемого «внутреннего» мира. Без какой-либо моей подсказки, без какого-либо давления А.М. в основном перечислил, как положительный пример, моих студентов: Екатерину Литвинову, Александру Юргеневу, Рому Подлесских, Игоря Каверина, Алену Бондареву, Анну Козаченко, Александра Труханова, Алексея Упатова. Были названы в положительном смысле студенты и других семинаров: Ольга Сидорова, Екатерина Агапова, Наталья Явлюхина. Моих много еще и потому, что из 30-ти выпускников– очников этого года 15 моих, из них шестеро защитили диплом «с отличием».
Вот это все я зачитал, а уже под конец заговорил о том, что меня сегодня по-настоящему волнует: формализованность процесса обучения, перегруженность студентов, отсутствие у них свободного времени. Ах, Кюстин, Кюстин, он тоже пишет о той же самой свободе и свободном времени, из которого рождается искусство,
После ученого совета началось чествование В.И. Гусева, которому исполнилось 70 лет. Гусев щедро выставился. Вообще-то он редко что-то ставит, но когда делает это, то с размахом и даже некоторой роскошью. По поводу этого юбилея В.И. идут гуляния в разных местах уже целую неделю, хотя мы с ним, и он и я, слово «юбилей», похожее на гробовую крышку, не любим. Приглашены были не все институтские, но компания подобрана со вкусом. Это был случай, когда всем хотелось сказать что-то хорошее, потому что говорить можно было без натяжек. Прочли за столом полный набор правительственных телеграмм: от Путина и Фрадкова до Кобзона, и, чуть выпив, был хорош и обаятелен даже ректор. Какой же он на самом деле?
Просто каким-то чудодейственным образом застал меня звонок из Комитета по культуре. Рано утром я наконец-то пошел «покупать» заграничный паспорт. От нас это сравнительно недалеко – через Молодежную улицу до Университетского проспекта. Немножко волновался, потому что это последний день, когда надо сдать данные в Минкульт для поездки в Китай. Хочется. По пути, повинуясь не привычке везде давать, а скорее инстинкту, купил за 70 рублей большую банку гранатового сока. Её потом и отдал девушке, выдавшей мне паспорт. Никто от меня ничего не требовал, не «намекал» Но процедура заняла так мало времени, девушка-канцеляристка, которая выдала мне паспорт, была так мила. Когда я вынул, со словами «сегодня так жарко» банку, она замахала рукой. Я сказал: «Не будьте дурой, это не взятка, а кусочек прохлады».
Теперь надо было везти паспорт в институт, чтобы отослать копию с него в Минкульт. Походил по
