Дневник.2007. Первая половина

Теперь возвращаюсь к началу Вашего письма. Я думал, что Вы получите бандероль недели через две – как, все-таки, зашагало вперед время! Я несколько опасаюсь Вашего чтения, мною самим вёрстка не прочитана, наверное, там много ошибок. И нет, как я уже писал, словника.

В.С.чуть лучше, сознание приходит к бытовому уровню. В субботуя впервые вывез ее на коляске на улицу. Дай Бог, воли и дальше мы будем двигаться маленькими шажками вперед… На дачу почти не езжу, это меня не смущает особенно. Завидую Вашему путешествию – я никогда не был в Праге и в Карловых Варах. В Праге, кажется, родился Голем. Обнимаю Вас и Соню, желаю хорошего отпуска.

Ваш конкретный, только как кирпич, –

Сергей ЕCИH.

В больнице опять решительно вывел В.С. во двор, уже без страхующей коляски, обошли с нею, как два старичка, весь большой корпус по окружности. Кормил котлетой, чистили зубы.

Вечером сидел в институте и читал дипломы заочников к защите. Очень жеваные неясные стихи, я не люблю верлибр, это не для русской литературы. Когда возвращался обратно, на Пушкинской площади опять встретил некий пикет. Пикеты стали входить в какую-то систему развлечений на Тверской. На этот раз это был пикет из «несогласных» – лимоновцы, каспаровцы, наверное, коммунисты. Меня-то восхищает мужество подобных людей, что бы они ни защищали. Во мне этого нет, я конформист. В руках – «вежливые» плакаты, начинающиеся со слов «Господин президент». Дальше шли ужасные, с точки зрения несогласных, деяния: отсутствие правосудной системы, присутствие коррупции и т.д. Хотел было переписать лозунги, но тут из строя раздалось: «А вот известный писатель Есин!». И я ушел.

Днем отдал Леше Антонову читать свой роман. По телевизору два сериала, может быть, лучшее, что на телевидении когда-то создавалось Один – «Печорин» с Олегом Далем…

5 июня, вторник. В метро, когда ехал в больницу, читал «Труд». В заметке о квартирных кражах, которые каждый год начинаются в Москве летом, два интересных для меня момента. Во-первых, кражи в основном идут по очень богатым квартирам, и богатые люди неохотно о них и признаются и заявляют в милицию. Говорят, особенно это стало заметно после скандальной квартирной кражи у вице-спикера Госдумы Любови Слиски. Там бриллиантов и драгоценных камней набралось на полмиллиона долларов. А потом самой же обворованной депутатше пришлось всем объяснять, откуда у нее взялось столько камешков. Кража, кстати, до сих пор не раскрыта. Почему, причина понятна. Дело здесь не только в больших, видимо, доходах, на которые можно было приобрести украденное имущество, но и, наверное, в неуплаченных налогах . Приводится занятный список обиженных ворами людей. Жертвами квартирных воров в последнее время были: Анатолий Чубайс, Мисс Россия Виктория Лопырева, спикер Совета Федерации Сергей Миронов, министр финансов Алексей Кудрин . Второе – это особенность, контингент воров. Здесь опять нужна прямая цитата. В Москве, например, квартирные кражи – специализация грузинских воров. Бригады домушников как по графику приезжают на гастроли в столицу, обрабатывают несколько заранее присмотренных адресов и уезжают .

В последнее время я довольно часто читаю газеты, но все интересное как-то смазывается, уходит. Например, вот блестящая ироническая статья Юрия Арабова о нашем высшем образовании в «Литературной газете». Там же статья Анатолия Ткаченко к 70-летию Битова. Анатолий сравнивает Битова с Геродотом… и Чеховым. Не слабо.

Неловко писать об интимном, но правда требует. Когда в больнице я шел по галерее между корпусами, то встретил идущую за бельем сестру-хозяйку. «В.С. разбросала памперсы по палате». Сказала она мне это не без тайного садизма. Но, оказалось, все не так просто. В.С. сама утром встала, перебралась на стул, достала из тумбочки трусики, сама надела. Больше она в памперсах ходить на диализ не хочет. Мне показалось это обнадеживающим признаком. Все, как обычно: почистила зубы, потом я ее переодел, потом повел на диализ.

В институте поговорил с приехавшим из Иркутска заочником Рудаковым. Очередную главу его повести прочел накануне. Я как тоскую, что на следующий год иркутяне уйдут, это обезводит и мой семинар, и институт. Правда, Б.Н.Т. сказал как-то, что вот, дескать, через землячество попытаются убедить губернатора, чтобы он напрямую платил зарплату Румянцеву. Господи, почему так сложно?

6 июня, среда. Опять началась сессия защит дипломных работ, теперь уже заочников. Их в этом году много, нам с Андреем Михайловичем пришлось разделиться. А.М. остался в 23-й аудитории, а я с другой частью абитуриентов ушел в 24-ю, за круглый стол в зал заседаний ученого совета. Перед этим два почти дня читал работы. Порадовало то, что отношение у ребят к делу довольно серьезное. Есть работы, написанные без претензий – я заочница, я никогда не стану Джейн Эйр, но хочу, чтобы мой маленький голос звучал. Практически выходящая за привычный ряд работа была лишь одна – Анны Кац. Это уже зрелая, цветущего возраста женщина, студентка Волгина. Здесь свое зрение и свой мир, очерченный решительно и четко. Дали диплом с отличаем еще Евгении Щербаченко (мастер В. Балашов) и Наталье Осташевой (Роман Сеф). Когда, закончив церемонию, жал руки и поздравлял, то двум последним девушкам все же сказал – натянули. Защищались еще Фатима Богатикова с рассказами и стихами, Гришина с рассказами и сказками, и очень самоуверенная Людмила Рытикова с пьесами. Торопцев, как мастер, очень хорош уже тем, что сам выкладывает все недостатки своей студентки. Кажется, у Гришиной, по профессии врача, были очень интересные истории из врачебной практики. Главное, без малейших претензий.

Днем было еще совещание в приемной комиссии. Выявили и некоторые тенденции набора и общую для этого года закономерность – абитуриентов стало меньше. Или демографическая яма, или Литинститут недостаточно светится в средствах массовых коммуникаций. Ректора волновало, что мастера мало отобрали, возможно, не получится конкурса.

Если говорить о самих тенденциях, то они таковы. Е.Ю. Сидоров, который в этом году набирает (он прочел около 200 работ), отметил, что. на его взгляд, школа перестала учить любить стихи. Обычно в работах абитуриентов чувствовалось влияние Есенина, Маяковского, Некрасова, поэтов из школьной программы, теперь ощущение, что молодой человек начинает в полной пустоте. Сидоров отметил также вещь общеизвестную – провинция и сильнее и интереснее, чем Москва и Ленинград. В провинции возникло много разных журнальчиков и альманахов, и это уже благотворно сказывается. Это было самое любопытное сообщение. Впервые набирающая в этом году студентов-заочников Л.Г. Баранова-Гонченко, очень хорошо знающая именно провинциальную поэзию, говорила о том, что на этот раз «зрелая» периферия ничего не дала. Хорошо говорила ведущая перевод Мария Зоркая. В смысле языка в этом году улов только москвичей и петербуржцев. Говорили еще Киреев, Агаев и Фирсов, который все же добился согласия ректора оставить его еще на срок.

Вечерами смотрю сразу два сериала: один – «Печорин» по Лермонтову, другой – «Завещание Ленина», это жизнь Варлама Шаламова, и оба сериала мне, как ни странно, нравятся. Сериал по Лермонтову снят так, что возникает у меня, знающего, роман очень неплохо, ощущение, что показывают ту действительность и те события, из которых и возникли и сюжет и характеры. Ощущение первоосновы и реальности происходившего. Шаламов – это впервые на нашем экране спокойное рассмотрение трагического времени, у меня, почти очевидца той эпохи, тоже возникло ощущение именно такой правды…

7 июня, четверг. Сейчас около одиннадцати часов вечера, Печорин уже застрелил Грушницкого. Пишу вОбнинске, лежа в маленькой комнате возле спортзала. В этом году я даже не был еще на втором этаже. Уехал часа в четыре, перед этим побывав в больнице, в «Дрофе», куда заносил рецензию на книгу А.Ф. Киселева, заезжая и в офис МТС – у меня «перегорела» сим- карта.

В больнице чуть ли не пришел в отчаяние – В.С. опять очень плоха, потеряла силы, у нее опять расстроился желудок. Тем не менее самостоятельно дошла до диализного центра. Может быть, в этом виноват я. Осмотрев холодильник, я увидел: все, что принес вчера и позавчера, Надя, самая добросовестная нянечка, кажется, ей зараз скормила.

В метро читал «Труд», кажется, в Ставрополе, после убийства двух студентов университета,