«большие книги» на каком-нибудь подобающем заграничном курорте. Леонид Бородин и Владимир Бондаренко – а в этом году академия приросла квазипатриотическим крылом – знакомятся с современной словесностью уже на курорте российском. Здесь, пожалуй, стоит обратить внимание на брезгливость, с какой Новикова вписывает в свой репортаж две последние фамилии. Вот это опыт журналиста: и назвала, и обгадила, да как точно! Из существенных деталей еще один пассаж, свидетельствующий и о принципиальности и о разнообразии: Самая амбициозная литературная премия вновь предлагает огромному жюри из политиков и банкиров, издателей и журналистов прочитать главные тексты прошедшего года. Среди жюри в интернете назван еще и ректор нашего Лита, Б.Н.Т. Здесь я уже обойдусь без комментариев. Среди избранных, например, Виктор Пелевин, Дмитрий Быков, Людмила Улицкая, Александр Иличевский. Всего из 45 претендентов экспертами премии были отобраны 12 авторов. Среди не прошедших в финал авторов – Чингиз Айтматов, Василий Аксенов, Юрий Арабов, Михаил Елизаров, Новелла Матвеева. Судя по этому списку «молодые львы» ясно говорят: старую литературу мы успешно похоронили. Ура !
4 июня, понедельник.Утром ходил в аптеку за «оксисом», который уже много лет употребляю, борясь с астмой, и нашел в ящике долгожданное письмо.
3 июня 2007 Филадельфия
Дорогой Сергей Николаевич!
Получил на почте «Дневники». Трудно подобрать имя этому дару: Царский, Императорский, Божественный. Скорее всего, каждое в отдельности и всё вместе. Сердечное спасибо, Вы знаете, как они бесценны для меня. Теперь я обеспечен упоительным лекарством на долгий, долгий срок. Буду пить небольшими дозами, и переживать заново каждый день, т.к. жизнь на их страницах резонирует с миром литературы и окололитературы, который интересен мне до атомов, и Вы – человек из самого его центра – не заняты сухим переучётом фактов, но оставляете потомкам вселенную, насыщенную своим видением, болью, гневом, иронией, всем тем, что составляет эмоциональную атмосферу бытия.
Однажды, много лет назад уже здесь, в Америке, в какую-то нестандартную минуту я написал несколько строчек, которые – не согласитесь ли? – передают дух Вашего подвига жизни.
А я – конкретен, как кирпич,
одежду создающий зданьям,
Как пылью крашенный «Москвич»,
в стране, растерзанной страданьем,
Как бард, слагающий стихи,
где боль и гнев мы сердцем слышим,
Как неизбежные грехи,
Как воздух, коим все мы дышим.
Книжку буду читать до 15 июня, потом мы с Соней улетаем в Европу. Повторяемый маршрут: Будапешт, Прага, Карловы Вары. С собой книгу не возьму, больно боюсь её потерять, да ещё с таким драгоценным автографом, нет уж better safe than sorry (лучше перебдеть, чем недобдеть – таков вольный перевод местной идиомы).
Жизнь моя нынче не скучная. Знаю работников местной почты по именам, приходится частенько отправлять книжки по разным городам, весям и континентам. Да и с читателями, представьте, встречаюсь – несу знания в «массы».
О личных Ваших делах не спрашиваю, хоть, конечно же, всё время о них думаю. Что найдёте нужным, напишите сами, это между нами договорено. Писать (интер-нетом) мне можно, недолго ожидая ответа, т.к. в любой деревне я смогу добраться до своей интернетовской почты. Мои дети, будучи на корабле в неких крайних широтах, всё равно слали имейлы, правда короткие, без описания волн и акул, т.к. обдираловка на этот вид сервиса жуткая.
Приступили ли к следующей романной работе (де Кюстин)? Я уже давно изучил, что человек Вы, не в пример мне, бесстрашный. Так и надо. Жизнь даётся нам один раз, как завещал Н.А. Островский, и правильно завещал, я часто вспоминаю его с глубоким почтением.
Любопытно, что великолепный фотографический материал в «Дневниках» выходит за рамки хронологии самих дневников, скажем, празднование семидесяти-ле-тия. Есть ли в этом специальный замысел?
Кроме того, правильно ли я понял (писано в одном из Ваших предыдущих писем), что готовится к изданию том с «Твербулем» и дневниками 2005 года? Получается, что 2004 год выпадает. Или в последующем будет отдельное издание дневников с годами 2004-2006? Освободите тайну.
Не прощаюсь, но назначаю себе свидание с Вашим следующим письмом. Пишите, Вы мне очень дороги.
Всех благ и здоровья. Здоровья!
Обнимаю,
Ваш Марк
Собственно, чего еще мне от этого дня надо? Какие еще могут быть впечатления! Однако…
На работе отдиктовал к предстоящей защите диплома характеристику на своего ученика Вадима Керамова, потом конфликтовал с Б.Н.Т.
Скандал вышел из-за экспертного заключения, которое я написал на попытку Томского университета открыть у себя специальность. Суть в том, что я склонялся к отрицательному заключению, но было представление А.И. Горшкова, что томичам надо бы разрешение дать. И именно последнюю фразу я столь уклончиво написал. Никогда не лукавь и не иди никому навстречу! Теперь, как мне показалось, моим заключением кому-то хотелось бы прикрыться. Разговор состоялся довольно крутой, но я не силен в склоках, и нашим бюрократам всегда проигрываю.
Чтобы зализать раны, написал ответ Аврбуху.
Дорогой Марк!
Наконец-то я понял, почему до XX века люди так упорно переписывались. Надо обладать очень поверхностным мышлением, чтобы предполагать, что они простoснабжали друг друга необходимей информацией. Да, конечно, интересно, почем нынче овес в Саратовской губернии или како-ва цена девок на вывоз… Но в этой переписке было главное: некий аккорд, удар рукой по струнам, духовный импульс, идущий от одного к другому. И это было, может быть, основное.
Как Вы понимаете, эта комплиментарная фраза почти в Ваш адрес, по крайней мере, у меня, как и у Вас, возникло ясное ощущение о физиологической необходимости в нашей переписке. Вывод возник из Вашего вопроса: приступил ли я к следующей романной работе? Я, честно говоря, думал, не торопясь, почитывая Кюстина, что вот дочитаю и составлю план, а оказалось – Вы правы, давно пора садиться за компьютер и приниматься за дело. Прочитав Ваше письмо, я вышел погулять – это необходимо для моей психики, многое происходит именно на ходу, – и в течение десяти минут нафантазировал весь роман.
Открою еще одну психологическую особенность: когда я читаю, я помечаю страницы и цитаты, а потом Е.Я., которую Вы хорошо знаете по моим дневникам, распечатывает их на машинке. Вы в письме пишете о своих трех грациях: Жоржетте, Нинетте и Мюзетте. Если бы такие ангелы были у меня! Но у меня есть только Е.Я.
Вопрос о фотографиях – они, как Вы правильно заметили, не соответствуют в моей книге временному ряду. Это сделано специально: одни фотографии появляются из времен преддневников, другие – во времена после дневников. В результате возникает объем.
