С огромным удовольствием, скорее как культуролог, нежели как зритель, рассматривая происходящее, бесконечную смену танцев, я вдруг подумал, что, конечно, такой балет, и даже может быть два, в репертуаре такого театра, как Большой, нужен. Но это же, как тенденция, свидетельствует о кризисе искусства и о кризисе идеологии именно в этом театре. Что у них выходило, как премьера, последним? Одноактные балеты американских авторов. То есть опять некий римейк. С одной стороны, разрушаем или ставим под сомнение наследие – «Евгения Онегина» Чайковского, с другой – тщательно, по крупицам соединяем всю архаику, от которой отказалось время, балета Адольфа Адана. А какая своя есть у театра идея? Как и из чего она должна появляться? Это особый разговор. А вот в каждом балете Григоровича она появлялась. И не говорите мне, что он не хотел ставить балет про власть, а просто-де ему с детства нравилась музыка Прокофьева.
Это просто удивительно, как я замкнулся в своем собственном мире и практически ничего, кроме окружающего меня и мне дорогого, не вижу. Наверное, не только я сам в этом виноват, но и обстоятельства.
В пятницу прошла последняя защита дипломов, последнее чтение очередной вереницы сочинений, а уже сегодня я вдруг будто очнулся от спячки. Другие облака и другое небо, и не могу сказать, что небо это мне чужое, что это не моя родина. Взял в руки шестой номер «Нового мира», который уже давно не читал. Спасибо Андрею Василевскому, вспомнил и принес журнал. Определил, что прочту обязательно Василину Орлову, потому что много о ней рассказывал Павел Быков, ее бывший муж, да и другие источники давали информацию, а пока схватился за статью Латыниной. Прекрасная статья о последних словарях Сергея Чупринина. Собственно, чего я на них взъелся? На Латынину, наверное, за то, что все время писала не обо мне, а о Маканине. Но, правда, имела место и ее строгая приверженность к специфической, интеллигентской и, по сути, к «своей» литературе. Здесь надо вспомнить статистику Юрия Полякова, тот его эксперимент, какой он проделал, придя в газету. Сосчитал, сколько раз на страницах за последние годы, пока отделом современной литературы руководила Латынина, упомянуто было имя Валентина Распутина – ни разу. Так чему же удивляться, если возникла неприязнь? Нет, нет, Есин, не все стоит забывать. А грязная статья, которая появилась в «Литературке» после публикации в «Нашем современнике» моей «Стоящей в дверях»? Ну, ладно, пронесло, будем забывать.
А Чупринин очень уж старался, откровенно и не скрываясь, чтобы меня не выбрали ректором. Кого угодно, только не Есина. Да и кое-что довольно гнусное он тоже обо мне пописывал. Но это все предыстория. Я не купил чупрининский новый словарь, о котором мне говорил Андрей Мальгин, а вот теперь о нем очень здорово пишет Латынина. Собственно, я восхитился термину и классификации, которые он ввел в нашу литературу –
Какие предатели были на вершине власти! Какие сволочи! Какие замечательные и прямые люди! Каждому по делам его. И пусть внуки Шеварднадзе, Горбачева, Ельцина и Собчака не говорят, что их деды были кристально-честными людьми. То, что нами, обывателями, лишь угадывалось, Рыжков не только подтвердил, но и доказал с документами в руках. Много фактов, о которых мы и не ведали. Например, о массовом уничтожении евреев именно силами просвещенных и цивилизованных эстонцев. Множество точных пассажей, закрывающих те лакуны, которые у всех в сознании: каким образом был развален Союз. Замечательные страницы посвящены Э.А. Шеварднадзе. Особенно хороша цитата из его выступления по поводу доклада Брежнева на съезде. Кто бы мог предположить, что гордые и аристократичные грузины так умеют лизать сапоги начальства.
В «Труде» большая статья о нашем вступлении в ВТО и полном разрушении обувной промышленности России. Греф, как старый крот, делает свое дело. Складывается ощущение, что почти каждый чиновник обязательно хочет что-то изъять для себя «из тела» России. В той же газете некий рейтинг самых престижных вузов страны. Например, спросили об этом у Вульфа – он как элитарное учебное заведение назвал Щепкинское училище. Другие вип-персоны называли и ГИТИС, и МГИМО. Литинститута в этом показательном списке нет. У нас в этом году не так много абитуриентов, как было всегда. Есть внутренняя литинститутская тенденция сослаться на демографическую яму. Однако ни в ГИТИСе, ни в МГИМО, ни в Институте кинематографии этой ямы не чувствуется.
Был в больнице. Гулял с В.С. по садику. Мне кажется, что ходит она все хуже и почти не говорит. Но иногда открывает свой одинокий глаз, в котором всегда замечательная и торжественная голубизна, и глядит на меня. Что думает она в этот момент? Какие трагические мысли мятутся в этой, не умеющей не думать, старой голове. Что она понимает? Я почти уверен, что видит и свое положение, и его трагизм.
Утром позвонила Даша Мартынкина. Вышли все же «Новые известия» с нашим совместным интервью. Я, честно говоря, в это не верил. Тем более, Даша сказала, что ее родной орган интервью печатать не стал. Она предположила, что это какие-то личные проекции у начальства на меня. В «Новых известиях», правда, убрали все, что касалось «Твербуля». Судя по всему, это вот что:
Утром шла аттестация моего семинара. Все уложилось в два часа, хотя не могу сказать, что без потерь. Уходит Андрюша Ковалев, мальчик он, конечно, не простой, но талантливые люди иными и быть не могут. Его можно бы спасти, но у него внутренние конфликты с М.В. и Св. Викт. – им трудно понять его взрослость и обоснованность некоторых претензий: за год, по словам Андрея, у него было семь бронхитов, потому что в комнате разбито окно, и он просил другую. Но всех не разберешь. Я предлагал дать пареньку
