все время вращается вокруг самого себя.
Они шли спешными шагами, как будто приходилось наверстывать упущенное. Давно осталась позади зона кирпичной фабрики; они уже пересекли тот район города, где были катакомбы, и вышли на территорию второго фабричного комплекса. Здесь тоже охрана потребовала удостоверение, и один из охранников также тихонько последовал за ними, шпионя.
Когда они вышли из подземелья наверх, художник обратил внимание архивариуса на то, что здесь производственные цеха находятся под открытым небом и что вся эта фабричная зона, над которой стоит немолчный раскатистый гул, простирается до самых пограничных берегов реки. Архивариус, равнодушно скользя взглядом по окрестности, рассеянно слушал разъяснения товарища, лишь время от времени отзываясь коротким 'ну да'. Он, кажется, не ощущал теперь даже солнца, которое немилосердно жгло голую каменистую местность. Кружащаяся песочная пыль висела над всей фабричной территорией, застилая солнечный диск. Сухой горячий воздух раздражал дыхательные пути. Они вошли в одно из крытых каменных строений, во множестве разбросанных посреди содрогавшегося от гула поля. Помещение, походившее на ящик, освещено было искусственным светом. Жужжащие вентиляторы едва ли освежали спертый душный воздух. У щита с приборами управления, занимавшего все пространство задней стены, сидели человек двадцать женщин в потертых спецовках и блестящих наушниках. В соответствии с поступающими указаниями они переключали рычаги и устанавливали регуляторы по стрелке-указателю световой шкалы. Время от времени они произносили вслух какие-то цифры.
Мужчина в грязной рубашке, видимо механик, внимательно следил со своей табуретки за работой женщин, что-то брюзжа себе под нос: 'Желтый семь с половиной' или 'Синий плюс тринадцать'. Женщины корректировали в со ответствии с этим управление. Длинной палкой, походившей на бильярдный кий, он, не сходя с места, время от времени передвигал, как будто бессмысленно, цветные латунные пластинки на контрольном стенде с одной клетки на другую. Этой же палкой он тыкал в спину между лопаток то одну, то вторую женщину, которая, как ему казалось, проявляла невнимательность. Минутами помещение содрогалось от подземных вибраций, как судно при бортовой качке.
Катель между тем подвел Роберта к какому-то разряженному господину, тот прервал свою диктовку секретарше и приветствовал его.
— Видехук, — представился он. — Специальный агент семь тысяч два. Честь имею, господин советник Архива!
Это был мужчина крепкого сложения, с быстрыми движениями, но говоривший сипло и с одышкой, как астматик. Он пояснил архивариусу, что они находятся в зале машинного управления XI, который состоит под его особым контролем.
— В темпе! В темпе! — крикнул он в гущу людей, как будто желая подчеркнуть значительность своей должности, и отдал распоряжение секретарше подготовить на запрос дирекции предприятия последние данные, поступившие от мастера машинного отделения.
— Видите, — обратился господин Видехук к архивариусу. — Темп не должен снижаться! Концентрация — вот в чем секрет. Но посочувствуйте этим беднягам, которые представляли себе это иначе, когда их сюда откомандировали, а теперь вот пыль глотают, пыль да и только. И это у нас, в машинном управлении, где еще не так скверно, как снаружи. Там, где изготовляют материал, работать можно только в защитных масках.
Сипящая речь агента прервалась першением в горле и кашлем.
Далее он разъяснил архивариусу, что назначение этой фабрики состоит в том, чтобы изготавливать для другой, кирпичной, фабрики материал и непрерывно поставлять его туда в необходимых количествах. Он назвал огромное число кубометров измельченного камня, которое изготавливалось от восхода до захода солнца. Оборот материала возрастает от одной луны к другой, соответственно повышаются требования к подопечным — так называл он рабочих и служащих обоего пола.
— Срывов быть не должно, — прошептал господин Видехук. — Кирпичная фабрика зависит от нас в той же мере, как и мы от нее.
Архивариус насторожился.
— Таким образом, — заключил специальный агент, — одно производство подстегивает другое. При этом всякая конкуренция исключена.
Господин Видехук казался человеком, не лишенным ироничности. Нельзя было не уловить и ехидного тщеславия, когда он говорил об изобретательности ведущих инженеров и физиков, которые неустанно совершенствовали технологию приготовления сырья, с тем чтобы осложнять работу встречной фабрики. Если раньше, к примеру, поступающий сюда материал, пояснил агент, размалывался в крупную зернистую крошку, то теперь камни стали предварительно плющить и дробить вальцовочными машинами, а затем уже в механических воронковых мельницах растирать, можно сказать, в пыль.
Когда архивариус спросил, не может ли каменная порода в этой местности со временем исчерпаться при тех затратах ее на сырье, которое, как он понял, в огромных количествах непрерывно должно поставляться на кирпичную фабрику, то в ответ услышал смущенное покашливание агента, перешедшее затем в судорожный смех.
— Ну и ну, — сказал тот своим сипловатым голосом, — господин архивариус изволит шутить! Куда бы мы пришли тогда, если бы сами же стали истощать нашу родную землю! Видите ли, — продолжал он, понизив голос и бросив быстрый взгляд на подопечных, которые, впрочем, за напряженным трудовым ритмом не обращали внимания на их разговор, — материал для перемалывания мы получаем исключительно с кирпичной фабрики. В этом как раз и состоит ее производственная задача.
— Как вы сказали?! — переспросил архивариус, пораженный услышанным.
— Если бы мы, — пояснил агент, — использовали для дробления еще и горную породу, то не только взаимное соотношение нарушилось бы, но и круговорот порядка. Наличная материя не может быть ни увеличена, ни уменьшена, так ведь?
— Значит, — с заминкой сказал архивариус, — кирпич прессуется исключительно для того, чтобы…
— Чтобы он здесь, у нас, — подхватил агент с довольной и ехидной ухмылкой, — снова перемалывался.
— И, — досадливо воскликнул архивариус, — изготовляемая из него порошкообразная масса…
— Совершенно верно, — утвердительно кивнул агент, — она служит сырьем для фабрики на другом конце города — для производства нового формового кирпича.
— Но это же… — топнул ногой архивариус.
— Образцово отработано, — заключил господин Видехук, — и притом так просто.
Женщины и девушки у приборного щита под наблюдением мастера манипулировали разными рычагами, посредством которых производилось управление на расстоянии ходом вальцовочных машин и воронковых мельниц и регулировалась прежде всего скорость. Знали ли они, что всякое новое ускорение, которое они задавали легким поворотом регуляторов, означало для армии рабочих за стенами этого машинного зала едва ли посильный темп работы и выжимало из людей новый пот, новый кашель? А те в свою очередь неужели не подозревали, что постоянно были заложниками не только одного и того же процесса, но и постоянного превращения одной и той же материи?
— Я не понимаю, — сказал архивариус, у которого мысли мешались в голове, — я не понимаю этих ненужных колоссальных затрат, этого постоянного ускорения, методичности процесса.
— Для отдельного человека, — сухо возразил агент, — это усиливает привлекательность механической игры.
— Для чего, — воскликнул архивариус, все больше возбуждаясь, — эта прямо-таки смехотворная серьезность, с какой на одной фабрике изготавливаются каменные кубики, все более прочные, более качественные и более красивые на вид, с тем только, чтобы на другой фабрике их все быстрее, все изощреннее превращать в первоначальное состояние, в пыль. Это абсурд!
— Вы смотрите слишком уж нравственно, — сказал господин Видехук, подавляя зевоту. — Видите ли, господин архивариус, — продолжал он приглушенным голосом, потирая руки и крутя кольцо на своем указательном пальце, — для массы бессмысленность ее труда остается, естественно, тайной. Она доверчиво держится за иллюзию деятельности, возложенной на нее Префектурой. Мы, агенты, хотя и заглядываем за кулисы театра, все же не уполномочены проникать в глубинный смысл пьесы. — Он
