оборвал свою речь и прислушался, приложив ладонь к уху. — Я не ошибся, — сказал он. — Вот удачный случай для вас, господин архивариус. Президент нашего фабричного комплекса раз делает обход.
Специальный агент сделал кое-какие распоряжения; открыли соседнее помещение, развернули ковровую дорожку, протянув ее через порог входной двери к дороге. Снаружи доносился приближающийся звон бубенцов, как будто кто-то ехал на санях, послышался топот шагов, и агент поспешил к выходу.
— Внимание! Внимание! — крикнул он.
Двое телохранителей, позвякивая колокольчиками, стали по обе стороны двери. Носильщики в обшитых галунами мундирах внесли паланкин и, пройдя в середину зала, бережно опустили его на пол. В то время как двое других телохранителей под соответствующие звуки колокольчиков раскачивали маленькие серебряные кадильницы, носильщики опустили парчовый верх паланкина. Все присутствующие, даже девушки и женщины у пульта управления, поднялись со своих мест и преклонили колени. Мастер машинного отделения осенил себя крестным знамением. Катель склонился в низком поклоне, неуклюже свесив руки вперед чуть не до пола. Архивариус, слегка опустив голову, смотрел во все глаза. Стала видна плотно обтянутая роскошным одеянием, высохшая карликовая фигурка-мумия в сидячей позе, с желто- восковым лицом, с высовывающимися из-под ткани кончиками омертвелых рук. Голову ее украшала обшитая цветными лентами треуголка. Благовоние разлилось по помещению.
— Мой Президент! — воскликнул агент, сделав рукой широкий приветственный жест.
Мумия неподвижно смотрела прямо перед собой.
— Продолжать! — звучным голосом сказала она. Женщины тотчас юркнули к своим рычагам на пульте управления. Мастер принялся усердно передвигать металлические пластинки. Господин Видехук сделал несколько шагов назад. Паланкин с Президентом подняли и перенесли в соседнее помещение, где его установили на подиум. После того как носильщики, грузно ступая, удалились, архивариус вошел вслед за агентом в смежное помещение. Они встали у паланкина, агент по одну сторону, архивариус по другую, так что ему был виден профиль Президента. Выступающий вперед нос казался вырезанным из слоновой кости. Тонкое лицо выглядело бескровным. Нарочитая торжественность пышного ритуала произвела на архивариуса такое впечатление, будто выставили на обозрение дряхлость какого-нибудь далай-ламы или папы.
— Что разрушение? — осведомился президент-мумия. — Делает успехи?
— Круговорот материи все ускоряется, — сказал агент с придыханием в голосе.
— Благодарю, — отозвался старец. Он слегка потянул носом. — У нас посетитель? Гость?
— Неверующий, мой Президент, — ревностно отвечал агент.
Лицо мумии медленно повернулось к Роберту.
— Из Архива? — спросил старец. — Там всё еще мучаются вопросами, — сказал он бодро и подвигал кончиками пальцев, как бы барабаня. — Всё еще хотят спасти и сохранить дух.
Роберт так и впился в него горящими глазами.
— Каждый, — продолжала мумия, — кто хоть немного задумывался над вещами, знает, что все в жизни только пыль. Философы во все времена делали из этого мировую трагедию. В нашем крае, господин мой, преодолены романтика и пафос.
Старец, спеленутый в одежды, сидел недвижно.
— Сколько городов, — оживленно сказал он, — воздвигнутых с такими трудами и тщанием, разрушено на протяжении тысячелетий. Сколько платьев, которые шились с таким прилежанием и любовью, порвано и изношено. И мои пирамиды превращаются в пыль. Жизнь материи ограничена. Под моим президентством процесс разрушения ускоряется. Наша игра в фабрики есть отображение символической ценности, как ее представляет логарифм.
— Это какой-то ад, — сказал Роберт.
— Для людей здесь не существует ни ада, ни рая, — возразила мумия. — Хотя работники кирпичной фабрики верят в созидание, а работники моей — в разрушение. За Высокой Префектурой остается право следить, чтобы созидание и разрушение всегда уравновешивали друг друга. Правда, ей все труднее становится удерживать равновесие. Можно ожидать, что с новой эрой расщепления атома, которую подготовили мои алхимики, разрушение примет еще большие размеры и ему уже не так легко будет противостоять. Тогда ваш Архив, все еще взывающий к гуманности, потеряет всякое значение.
— Какой цинизм! — вырвалось у Роберта.
— Я не антидух, за которого вы меня принимаете, — небрежно сказала мумия, издав сквозь зубы свистящий звук. — Я только наперед хотел обратить ваше внимание на тщетность вашей работы в Архиве. Традиция когда-то прервется. Станет очень пусто. И здесь тоже.
Лицо мумии медленно отвернулось от Роберта.
— Благодарю.
Роберт смотрел на антидуха, на его сияющий лик святоши, хотевший затмить Мастера Магуса. Крылья носа мумии слегка вздрагивали. Как окончательный приговор прозвучали слова Президента, сказанные напоследок:
— Больше пыли!
Специальный агент приказал войти носильщикам, которые бережно опустили верх паланкина и осторожно понесли ношу, причем событие это осталось незамеченным остальными людьми. Послышался удаляющийся звон колокольчиков.
Архивариус вернулся в зал машинного отделения и отыскав глазами Кателя, подошел к нему. Художник вырвал из своего альбома два листа, один протянул архивариусу, другой — господину Видехуку. На первом был набросан штрихами мумиеподобный образ Главного Президента, этого властелина отрицания, на втором — портрет агента, беседующего с архивариусом.
— Charmant, — похвалил агент, кокетливо вильнув бедрами. — В самом деле charmant. Господин фон Катель знает свое дело.
— Мне не нужна от тебя такая память, — резко сказал Роберт художнику.
— Блаженны неведающие, — заметил Видехук.
Агент чувствовал себя польщенным визитом старого президента и ободренным, в выполнении своих обязанностей. Он пришпилил рисунок Кателя к стене над своим столом и пригласил архивариуса 'на минутку', как он выразился, заглянуть в производственную зону — посмотреть действующие вальцовочные машины и воронковые мельницы. При этом он предложил воспользоваться пылезащитной маской.
— Пойдем вместе, Линдхоф, — сказал Катель.
Втроем они прошли участок каменистого поля, которое довольно круто поднималось в гору. С возвышенности архивариус увидел вдали перед собой фонтаны пыли, которая вздымалась вверх широким веером, рассыпалась и медленно оседала вниз. Фонтаны били из огромных воронковых мельниц, вокруг которых сновали, как муравьи, кучи людей. Скрежет и визг железа проникал сквозь ушные заслонки маски. Земля гудела и дрожала, сотрясаемая мощными толчками. Тело архивариуса как будто было намагничено. Когда рассеивалось там или тут какое-нибудь облако пыли, то в образующийся временно просвет можно было разглядеть широкое русло реки вдалеке, на границе каменистого ландшафта. Над противоположным берегом висела белесоватая мгла, сквозь которую не проникал взгляд. Это мог быть туман, но, возможно, это запотели стекла его маски, думал Роберт.
Когда агент предложил архивариусу по очереди ознакомиться со всеми стадиями процесса изготовления пыли, чтобы составить впечатление о размерах разрушения, Роберт с нетерпеливой досадой махнул рукой. В первый же удобный момент он освободился от защитной маски и несколько раз быстро вздохнул. Он отказался и от предложения посетить главный корпус, где издавна занимались своими исследованиями крупнейшие физики, которых народная молва нарекла 'свихнувшимися учеными', потому что они служили делу разрушения. У барака машинного управления он попрощался с господином Видехуком.
— Архив ждет! — сказал он и поспешно зашагал прочь.
Художник последовал было за ним, но его остановили, схватив за руку. Специальный агент, скорчив пренебрежительную мину, заметил ему, что архивариус пошел не той дорогой, а в направлении к каменному спуску под землю.
— Пусть его идет, — просипел он, сверкнув глазами на Кателя, который сделал нетерпеливое движение. — Ваш господин чересчур торопится, в таком разе не повредит задержка в тупике.
