работаешь вместо меня.
Я согласно кивал головой.
— Не каждый имеет такие ловкие руки, — сказал, присаживаясь, отец, — как ты. Они принесут пользу нам обоим.
Я бросил взгляд туда, где занималась рисованием моя мама, и снова посмотрел на провода, которые держал в руках.
— Я всегда знал, чем хотел заниматься, — продолжал отец. — Знал, как занизить баллы, чтобы получить назначение на ремонт механизмов.
— Это было рискованно, — ответил я.
— Да, — подтвердил он. — Но у меня всегда получается то, что я задумываю. — Он улыбнулся мне и всему окружающему в Отдаленных провинциях, которые он любил, и которым принадлежал. Потом он снова посерьезнел. — А теперь, давай посмотрим, сможешь ли ты сделать то же, что и я.
Я соединил провода, пластиковые клеммы и таймер таким образом, как показал отец, с небольшим изменением.
— Хорошо, — похвалил меня отец. — У тебя также есть интуиция. Общество утверждает, что ее не существует, но это не так.
Следующая книга оказывается тяжелой, с выгравированным на ней словом ГРОССБУХ. Я осторожно листаю страницы, начав с конца и проводя работу в обратном порядке.
Хотя я и ожидал этого, все равно становится больно, когда вижу на страницах список его сделок. Я узнаю их по его подписи на строчках и по дате заключения сделки. Он был одним из последних людей, кто продолжал торговать с фермерами, даже когда жизнь в Отдаленных провинциях стала еще более опасной. Он полагал, что прекращение торговли расценивалось бы, как выражение слабости.
Как говорится в брошюре, всегда есть Лоцман, и кто-то другой всегда готов занять его место, если тот погибнет. Мой отец никогда не был Лоцманом, но он всю жизнь был одним из тех, кто хотел занять это место.
— Делай то, что диктует Общество, — сказал я ему, когда повзрослел и стал замечать, как много рискованных вещей он совершает. — Тогда мы не попадем в неприятности.
Но отец не мог бороться с самим собой. Он был умным и хитрым, в постоянном движении, но не проницательным, поэтому никогда не знал, где нужно остановиться. Я замечал это, даже когда был ребенком. Ему недостаточно было ходить в ущелья и торговаться — он уже вынес оттуда все, что было интересного. Недостаточно было обучать меня — он уже обучил
Это по его вине мы погибли. Он действовал слишком рьяно и слишком многим рисковал. Люди не собирались бы все вместе на встречах так часто, если бы отец не настаивал на этом.
И после того памятного обстрела кто пришел на помощь выжившим?
Общество. Не повстанцы. Я видел, как они бросают тебя, когда ты им больше не нужен. И я боюсь Восстания. И даже более этого, я боюсь, кем бы я мог стать среди повстанцев.
Я подхожу к тому месту, где стояла Инди, когда что-то прятала в свою сумку. На столике передо мной лежит водонепроницаемая коробка, полная карт.
Я бросаю быстрый взгляд в сторону Инди. Она не спеша переходит с места на место. Ее пальцы листают страницы книг, а ее склоненная голова напоминает мне чашечку цветка юкки, пригнувшегося к земле.
— У нас осталось мало времени, — произношу я, поднимая коробку. — Я поищу карты для каждого из нас, на тот случай, если мы вдруг разделимся.
Кассия кивает. Она нашла еще что-то интересное. Я не могу разглядеть что это, но зато вижу радость на ее лице, и то, как напряжено ее тело от волнения. Сама мысль о Восстании оживляет ее. Это именно то, чего она жаждет. Возможно, это даже то, чего желал ее дедушка, — чтобы она разыскала повстанцев.
Глава 36
Кассия
Кай откладывает карту на стол и тянется за кусочком угольного карандаша. — Я нашел другой карандаш, которым сможем пользоваться, — говорит он мне, что-то помечая на странице. — Мне нужно будет починить его, а то он затупился немного.
Я беру другую книгу и рывками переворачиваю страницы, выискивая, что еще нам может помочь, но вместо этого в моей голове складывается концовка стихотворения. Оно
Я бросаю взгляд на Кая. Его руки так же проворно и аккуратно двигаются по карте, как и пишут слова, как, я уверена, будут прикасаться и ко мне.
Он не поднимает глаз, и я осознаю, что желаю его. И еще желаю знать, о чем он думает и что чувствует. Как ему удается сидеть так неподвижно, вести себя так тихо и замечать так много?
Как он может так притягивать меня и в то же время держать на расстоянии?
— Мне нужно выйти, — произношу я чуть позже, вздыхая от неудовлетворения. Мы толком ничего не нашли — лишь страницы и страницы истории, пропаганду на тему Восстания и Общества, и сведения о самих фермерах. Поначалу это завораживало, но теперь меня отвлекает река снаружи, поднимающаяся все выше и выше. Мой затылок ломит, сердце ноет, и я ощущаю легкую панику, зарождающуюся в груди. Неужели я теряю свою способность сортировать? Сначала приняла неверное решение насчет синих таблеток, а теперь это. — Гроза прошла?
— Я думаю, что да, — отвечает Кай. — Пойдем, глянем.
В пещере, полной запасов еды, Элай свернулся калачиком и уснул посреди сумок, набитых яблоками.
Мы с Каем выходим наружу. Дождь уже закончился, но в воздухе все еще пахнет озоном. — Мы можем выйти в путь, когда рассветет, — говорит Кай.
Я гляжу на него, на его темный профиль, слабо освещаемый фонариком. Общество никогда не узнает, как поместить все это на микрокарту.
— Мы все еще ничего не нашли, — я пытаюсь смеяться. — Если я когда-нибудь вернусь домой, Обществу придется изменить мою микрокарту. Пункт
— То, что ты делаешь, — гораздо важнее, чем сортировка, — бесхитростно говорит Кай. — Нам нужно немного отдохнуть, если, конечно, получится.
Внезапно, я вспоминаю строчку из того стихотворения.
Я выбрасываю слова из головы. Я просто устала, чувствую слабость, вот и все. И, вспоминаю, все еще не услышала историю Кая до конца. У него есть причины чувствовать себя так, а не иначе, но все они не