не погасла улыбка от твоей печали, то это не друг. Значит, у тебя его не было».
«Вот так. Я не друг. Я не друг, я забыла человека ради вкусного обеда. Какого человека…» — Зойка увидела запорошенную снегом улицу, Димку в треухе без завязок, когда они остановились возле угла, и он стал отколачивать ногой сосульку от трубы, чтобы дать ей, Зойке, опомниться. Да и самому прийти в себя от своей выдумки, в которой он отказался от родной матери, чтобы Зойке было не так одиноко…
«А я? — думала Зойка. — Да вообще в семье у нас чуть ли не праздник». — Она разжала ладонь и с ненавистью глянула на еще теплые жесткие горошины. Вошел отец.
— Вот что, Заяц. Пусть-ка Димка, как приедет, поживет у нас, пока мама в роддоме.
— Но ведь это не долго, — сказала Зойка. — Кажется, через неделю уже выписывают? А уже сегодня пятый день.
— Это когда все хорошо — неделю. А когда ребенок раньше времени родится, держат месяц или что- то в этом роде.
— Да? — удивилась Зойка.
— Так что, вот так. Позови. Маме я сам скажу.
10
Димка пришел только на десятый день. Сидел, стиснув крепко руки на парте, и смотрел перед собой. Не то очень внимательно слушал, не то не слушал вовсе. Брови его, прямые и низкие, стали еще чернее, как будто прочерчены углем, потому что лицо побледнело.
Зойка все думала, каким он теперь будет, ведь прежним он остаться не мог, но что он будет вот таким неподвижным, она не представляла. Ее он не замечал и других девчонок тоже. На переменах разговаривал о чем-то с Абрамовым, иногда к ним подходил Аникеев, но без своих улыбок и гримас он казался каким-то блеклым, как будто выстиранным и не похожим на себя. И вообще весь класс притих. Девочки не знали, что делать, смотрели на Зойку, на Веру, шептались. — Не трогайте его сейчас, — сказала Вера. К концу дня, на последнем уроке, не повернув головы и вообще не меняя позы, Лавров перевел взгляд на Зойку и задержал его. У Зойки сразу оборвалась мысль, она как-то испугалась, а когда пришла в себя, он уже сидел, как и раньше. Что было в этом взгляде: упрек или зов на помощь? Зойка не поняла. Нет, только не зов на помощь. Нет, нет.
После уроков Лавров быстро ушел, и Зойка так и не сумела с ним поговорить. Потом стало ясно, что он ее избегал, да и вообще ни к кому не стремился, только с Женей Абрамовым стал даже как будто ближе. Один раз на перемене Инна Макаровна взяла его под руку и о чем-то заговорила, некоторые ребята на них смотрели с любопытством, и Димка, нахмурив лоб, высвободил свой локоть. О чем они беседовали в учительской, никто не знал, но, конечно, Инна Макаровна ничего плохого ему сказать не могла, только Димка после этого стал еще угрюмей.
Зойкина мама очень за него переживала и повторяла: «Ах, какой он гордый. Гордые страдают сильнее. Позови его, Зоенька, к нам».
Сегодня Зойка решила это сделать. Надо с ним выйти, и все. На четвертом уроке была контрольная по геометрии. Трудная, по новому материалу. У Зойки решалось плохо, она не могла сосредоточиться. Димка писал и писал. Неужели он решит, он пропустил почти всю эту тему? Иногда он почесывал ручкой висок, думал и опять писал. Люся, которая сидела за ним и решала тот же вариант, долго вертелась, оглядывалась назад на Аникеева и, наконец, должно быть, не без его помощи, справилась. Тогда она написала быстро еще один листок и подсунула его Димке. Чтобы не ущемить его самолюбия, на уголке пометила: для проверки. Лавров, не глядя, положил листок под свой, а когда раздался звонок, скомкал и бросил в парту. Свой положил в портфель.
— Девочки, — шептала на перемене Люся. — Он и не решал совсем. Я глянула через плечо. Это было… заявление насчет пенсии детям Лаврова Ф. П.
На последнем уроке Димки не было.
Собрание Лютикова созвала срочное. На повестке дня стоял единственный вопрос — успеваемость.
— С чем мы подошли к концу учебного года, к нашим первым экзаменам? — спрашивала Геля. — Нас волнует это не только сейчас. Мы готовились к этому весь год. Мы не плохо поработали над отстающими, что бы там ни говорили. — Она сделала паузу. — И двойки у нас теперь стали редким явлением.
Кто-то хмыкнул.
— …И тем более неприятно, буквально как ложка дегтя в бочку меда, недавние двойки Лаврова.
Димка вздрогнул и кинул на Гелю недоуменный, тяжелый взгляд. Зойку как будто толкнули в грудь.
— Геля! — прошептала сердито Белова. — Кто тебя просил?
Поднялся ропот.
— Товарищи, товарищи! — кричала Лютикова и хлопала возмущенно ладонью по столу. — Я же еще ничего не сказала! Я хочу сказать, что Дима вовсе не тот двоечник в обычном понимании, тихо, тихо! Что у него большое горе, да спокойно же!.. И мы ему поможем!
Грохнула парта. Димка дернул портфель и вышел. На минуту все замерли.
— Лавров, вернись! — опомнилась Лютикова.
— Куда вернись? — медленно и зло спросил Женя Абрамов. — Зачем? Чтобы ты могла высказывать свои идиотские определения? Лепить ярлыки? Буквоедка… безмозглая.
Лютикова оторопела. По лицу ее пошли красные пятна:
— Ты в уме? Как ты смеешь?
Поднялся шум, многие вскочили с мест. Зойка как будто онемела. Она не слышала уже, что кричала Вера, отстранив Лютикову от стола. Она видела только, как Димка вздрогнул, как недоумение и боль расширили его глаза. Но вот оцепенение прошло, Зойка услышала удары своего сердца, ей стало душно, она вскочила:
— Подожди, Вера. Дай я спрошу своего комсорга. Почему ты, Геля, никому не сказав, самолично устроила это… истязание? Ты действуешь от имени коллектива, а коллектив возмущен твоим…
— Самосудом, — закончил Абрамов.
Шум усилился. Вера хлопала в ладоши, призывала к порядку.
— О каких двойках ты здесь говорила? — спрашивала Зойка, наклонившись через парту. — У Лаврова одна двойка по геометрии.
— И по физике, — добавила Лютикова. — Он не ответил. Борис Михайлович хотел поставить ему двойку, но раздумал.
— Раздумал. Так что же она есть?
— Если честно считать, по-комсомольски, то есть. Борис Михайлович хотел…
— Если человек хотел сделать подвиг, да не сделал, он герой?
— А ты хотела красавицей стать, — сказал Аникеев, — да что-то не видно.
— Это оскорбление! — выкрикнула Лютикова и зарыдала. От неожиданности все смолкли.
— Что, больно? — сказал негромко в этой тишине Женя Абрамов. — Так-то.
Рыдания Лютиковой разрядили напряженность, класс затих, и Вера закончила собрание под всхлипывание комсорга. Лютикова признала, что она не должна была, не согласовав с классом, выносить вопрос на обсуждение, а этот вопрос тем более обсуждению и не подлежал. Она вытерла слезы и объявила свое намерение извиниться перед Лавровым. Нянечка дважды заглядывала в класс, на этот раз она вошла с ведром и щеткой и со словами: «Будет шуметь-то, ступайте домой» — начала вытирать парты.
Когда оскорбление наносится публично, извиняться с глазу на глаз не положено, поэтому Геля в коридоре попросила Зойку и Веру пойти с ней к Лаврову. Сначала это отклонили, пусть Димка успокоится, лучше подождать до завтра.
— А вдруг он завтра в школу не придет? — сказала в раздумье Вера.
— Очень может быть, — отчеканивая слова, подтвердила Люся. — Я думаю, каждому захочется обойти за три версты такой класс.
