передумал. – Может рассыпаться в прах, если я дотронусь.
– Я бы тоже не рисковала, – согласилась Гвен.
– Когда-то здесь жил рыцарь, – Магнус еле слышно вздохнул. – Рыцарь и леди, его жена. Они были хорошие и ладили друг с другом, хотя рыцарь часто расстраивался из-за поведения сына графа.
– Расстраивался? – переспросил Род. – Почему?
Магнус покачал головой.
– Тот очень плохо вел себя, а рыцарь по велению своего благородного сердца должен был предотвращать его злодеяния.
– У них были дети? – спросила Корделия.
– Да, и они часто бывали в этой комнате, хотя спали в другом месте.
– Пошли дальше, – Магнус вышел и направился к двери на другой стороне коридора. За ней оказалась точно такая же комната для другого рыцаря и его семьи. Магнус задержался в ней ненадолго, только чтобы определить природу пси-излучения, даже не коснулся стены и вышел.
– Итак, женатые рыцари по очереди дежурили у лорда, – Род задумчиво осмотрел комнату. – Сколько их тут перебывало за год?
– Четверо в каждой комнате. И в каждое время года.
– И все они к концу службы еле удерживались на краю срыва. Все это из-за сына графа, – Род кивнул. – Очевидно, мы отыщем и спальню для холостяков. Какие люди жили здесь после того, как наследник стал графом?
– Рыцари-одиночки, о которых ты говорил, хотя здесь они только спали. Я различаю лишь легкий след их пребывания – и то только от низменных... удовольствий, – лицо Магнуса затвердело. – Большая часть женщин приходила добровольно, но местами пробиваются женская боль и страх. Корделия рассердилась.
– Теперь я понимаю, почему это место покинуто, – мрачно сказал Род, отворачиваясь. – Что еще на этом этаже?
– Здесь жила благородная девушка, – голос Магнуса долетал как будто издалека. – Она прислуживала графине до своего замужества; потом другая девушка заняла ее место, пока в свою очередь не вышла замуж.
– Вероятно, имеется несколько таких комнат. Обычно у леди бывало несколько камеристок. Магнус кивнул:
– Последние жили в постоянном страхе, потому что сын графа повзрослел и не пропускал ни одной юбки мимо себя. Он вел себя настолько развязно по отношению к слабому полу, что не брезговал никакими средствами, чтобы добиться своего, хотя и побаивался гнева отца.
– А последняя камеристка избежала его притязаний? – задумчиво спросила Корделия. Магнус кивнул.
– Да, она вышла замуж и уехала, и больше в этой комнате никто не жил.
– Почему?
– Не знаю, – Магнус повернулся к двери. Он двигался словно во сне, как сомнамбула. – Посмотрим дальше.
Он прошествовал по коридору, касаясь пальцами стены, и свернул в следующую комнату.
Но она оказалась такой же, как предыдущая: ощущались легкие следы пребывания нескольких женщин, но никаких новых сведений помещение не прибавило. То же самое ожидало Гэллоугласов в третьей и четвертой комнатах, хотя девушку, которая жила в последней, настойчиво преследовал наследник и очень сильно рассердился, когда она отказала ему. В результате она избегла назойливых притязаний сексуально озабоченного молодца и смогла убежать от него; хотя он сломя башку и погнался за ней, но его остановил один из рыцарей отца, который отругал его и доложил о происшествии графу. Тот лично выпорол сына. Тем не менее девушка попросила разрешения вернуться к родителям, и графиня разрешила ей это. Корделия нахмурилась.
– Мне кажется, я начинаю понимать причины горя бедного призрака.
– Я тоже, – Гвен перестала улыбаться.
– На этом этаже больше комнат нет, – Род остановился в конце коридора, глядя в бойницу. – Надо вернуться к лестнице.
Грегори, самый легкий, пошел первым, за ним Джеффри, дальше Магнус. Так они и поднимались в порядке увеличения веса.
– На случай, если кладка не выдержит, – объяснил Род.
Сам он поднимался последним.
На лестничной площадке по обе стороны располагались небольшие комнаты, похожие на те, которые были этажом ниже.
Магнус вошел в комнату слева, сосредоточился и коснулся стены.
– Здесь жила еще одна девушка-камеристка. У графини они по ночам дежурили по двое. Эта девушка...
Он замолчал, потому что воздух в углу, там, куда не доходил свет факела, начал сгущаться.
Гэллоугласы затаили дыхание, широко раскрыли глаза.
Еще прежде чем фигура стала ясно видна, послышался изматывающий душу плач. Грегори зажал уши ладонями. И вот перед ними возник силуэт той самой молодой женщины, которую они видели внизу в большом зале, она плакала от страха и ужаса.
– Девушка, что пугает тебя? – воскликнул Магнус, протягивая к ней руки. Род преградил сыну путь.
– Ты! – завопила девушка. – Убирайся отсюда! Оставь меня в мире!
Род хотел заговорить, но Магнус опередил его:
– Не могу, потому что твоя боль стала и моей, и когда тебе больно, сердце мое словно пронзает кинжал. Говори! Расскажи, почему не может упокоиться твой бедный дух, и я помогу тебе!
Надежда вспыхнула в ее темных глазах, но она простонала:
– Ты не сможешь, потому что я не бродила по этим залам, пока ты не пришел и не разбудил меня! Это ты, ты один! Если бы не ты, мне бы не пришлось ходить тут в тоске!
Магнус поднял голову и отступил на шаг, пошатнувшись, но Гвен вышла вперед и очень спокойно спросила:
– Ты и вправду мирно покоилась? Лицо девушки исказилось, она поднесла руки к щекам и завопила как резаная, вопль вздымался все выше и выше, пока не стало звенеть в ушах. Потом призрак дернулся и исчез, а комната опустела.
Все в тяжелом настроении вернулись в большой зал. Дети молчали и искоса поглядывали на брата, на лице которого застыло мрачное выражение. Гвен подошла к очагу, пошевелила угли, бросила немного растопки, раздула огонь, потом подложила несколько больших поленьев.
– Не расстраивайся, мальчик, – повернулась она к сыну. – Мы знаем, что призраки бродят по этому замку уже двести лет. Не мучайся тем, что якобы ты вызвал ее бесконечное горе.
– Но почему она говорит, что это я ее разбудил?
– спросил Магнус.
– Ты читаешь по камням, – ответила Гвен, – читаешь и мысли. Следы ее страдания могли заставить твое сознание вызвать ее из камней.
Магнус в ужасе поднял голову, а Род начал кое-что понимать.
– Но почему именно она? – взорвался мальчик.
– Почему она одна? Почему она, а не все остальные, жившие когда-то в этих каменных стенах?
– Потому что только она одна испытала такую сильную боль, что следы от этого остались в камнях. И по прошествии стольких лет позволили вызвать ее дух. Там, где другие только едва прикоснулись, ее чувства оказались такими сильными, что помогли вызвать дух к жизни.
– Назови это галлюцинацией, – негромко проговорил Род, – но галлюцинацией, которую проецируешь ты сам. А как только ты ее увидел, все остальные тоже смогли увидеть. Ты, совершенно не подозревая об этом, поместил образ в наше сознание.
– Я знаю, что так иногда бывает, папа. Но навести галлюцинацию нельзя бессознательно! Ее реализация требует напряженной мысли, требует усилий!
