Твой голос с хрипотцой от куревалюбую ссору подытожит.Кто уголком таким же Дурова,как наш с тобой, похвастать может?…Идешь ли на неиссякающийисточник лесом и дворами,глядим ли на перегорающийэкран с худыми новостями,бежит ли пес, всесильной лапоюснежок колючий загребая,крадется ль кот бесшумной сапою— жизнь, в общем, хороша любая;особенно под ветхой кровлеювконец запущенного дома,то бишь отчизны обескровленнойс песком миров до окоёма.1996
«По окоёму встали осени…»
Словно через фрамугу —умершему за пятьлет перед этим — другустало, что мне сказать.По окоёму встали осенизаставы черно-золотые;да и повсюду в дело брошеныполки и части запасные.И шаткие составы встречные,летящие под семафоры;и солидарные, увечныепристанционных тварей своры(да, все мы нынче безземельные,кто язвенники, кто в шалманеподводит под статью расстрельнуюпоследний миллион в кармане);и тот у полотна железногокуст припозднившейся ромашкимелькающий… Не безуспешныесии зарубки и запашки.В передметельном потемнениипространство, сделавшись свинцово,дошло до белого каления.Не дергайся, имей терпение.И дело разрешится в слово.
«Нет, не поеду — хмуро, волгло…»
Нет, не поеду — хмуро, волгло.Но вот уже трясемся всё жев купе с каким-то бритым волком,наемным киллером, похоже.И дребезжащая открытав дыру космическую дверца,что силой своего магнитавытягивает магму сердца.Выходишь затемно на старом