- Чё?! – поперхнулся Боб.
Казалось, что болтанка по волнам не закончится никогда. Уже и мертвый атолл остался где-то далеко позади, и даже впереди над гладью приподнялся язычок острова, к которому плыли «мореходы». Но язычок земли все время маячил там – на далеком горизонте – и никак не хотел расти.
- Почему ты так хмур? – решил немного разрядить атмосферу Боб, видя, что чем ближе они были к цели, тем более мрачным становился Суэкку. – Не хочешь хорошо заработать?
- Я не хочу умирать, – признался торговец. – Но видно, у меня такая судьба – или сгинуть на этом проклятом острове или быть растерзанным самым кровожадным мафиози, которого я только встречал…
- Хм… Почему же ты раньше посещал этот ужасный атолл безбоязненно, да еще и в одиночку?
- Раньше все было иначе. Раньше там было тихо и пусто.
- Если не брать в расчет говорящую кость…
- Откуда вы знаете, господин? – встрепенулся было Суэкку, но тут же догадался. – Островное радио. Вам уже обо всем доложили. Но зато не рассказали о том, о чем я молчал все это время. Это моя тайна!
- И ты, конечно, посвятишь меня в нее, – прищурился Боб, специальным гангстерским – как ему казалось – прищуром, к которому он даже стал привыкать.
- На острове не осталось маленьких демонят.
- ???
- Сейчас он кишит большими шипсами. Они похожи на людей. На очень уродливых людей. Уродов среди уродов. Ко всему, они очень жестоки и беспощадны.
- Забавно, – только и смог вымолвить Боб.
- Забавно? – выкатил испуганные глаза Суэкку. – Ну, может быть, сибирянину это и кажется забавным, но нам – тонким южным натурам, не бывшим на воспитании у медведей…
- Чего? – в свою очередь выпучил глаза Боб. – Каких еще медведей?
- Ну, вас же косолапые воспитывают. Мне бабушка рассказывала. После того, как у сибирячки рождается ребенок-богатырь, приходят люди в красных фуражках, отбирают его у родителей и на собачьих упряжках отправляют на край Сибири, в большой интернат, где детей воспитывают громадные медведи. До самого совершеннолетия.
- Ничего себе у вас мозговой клапан восприятий несуществующего бытия не откалиброван, – нечаянно перешел на профессиональный язык Папсик. – Нужно этим спецам из Лаборатории стандартов по шапке настучать. Сколько раз им говорил, подкручивайте фантазии, чтобы они с бредовыми мыслями не перехлестывались.
- А? – ничего не понял Суэкку. – Вы с кем сейчас общались, господин?
- Не бери в голову, – отмахнулся Папсик. – Тебя бы медведь восемнадцать лет за ухо таскал, не так бы залопотал.
- Это, да, – согласился торговец, не прекращая мерно работать веслами. – А вот мне всегда было интересно, чему вас столько времени медведи учили?
- Да так. Лапу сосать, на балалайке музицировать. «Калинку-малинку». Ага. Теперь ты мне расскажи, как ты свой атолл обнаружил?
- Я – сирота. К тому еще и босяк, каких поискать. Проснулся ли Суэкку сегодняшним утром или умер голодной смертью – никого это не волновало. Так что, ни себе, ни, уж, тем более, кому-то еще я был совершенно не нужен. Поэтому я не особо дорожил жизнью и каждый сезон перевернутых лодок выходил в бушующий океан на промысел креветок. Хотя другие предпочитали провести это время на суше – под бочком у жен. Начинался мертвый сезон. Но только не для меня! Это было время, когда Суэкку играл с морским богом Оэху в смертельную, как у вас говорят, рулетку, но всегда возвращался с большим кушем!
- Всегда?
- Ну, должен же был морской бог хоть раз выиграть, – опустил глаза Суэкку. – В общем, один из сезонов перевернутых лодок полностью оправдал свое название, и я оказался в своем опрокинувшемся корыте посреди всего этого величия и ужаса – штормового океана! Волны были такой высоты, что иногда обнажалось дно, и я чувствовал себя сидящим на высокой горе, наблюдающим, как там – внизу – удивленные мурены хватают воздух своими зубастыми пастями. Мое корыто болтало так, что казалось – еще чуть-чуть и голова оторвется и отправится в свое последнее плавание в одиночку! И хотя ранее я исправно подносил Оэху тридцать четыре крабовые клешни, надеясь откупиться от участи пойти в услужение этому божеству, его гнев настиг и меня. Наверное, в тот день, когда я принес дары в последний раз, у Оэху был выходной, и мои подношения тайком сожрал какой-нибудь утопленник из его свиты… Не знаю…
- Не пойму, как же тебе удалось спастись, – почесал подбородок Папсик.
- Сначала я попытался звать на помощь. Но вскоре голос осип и мне пришлось выражать свои страдания менее истерично – я стал шептать молитвы. Причем, когда я вознес руки к небесам в самой жаркой молитве, то увидел огромный вал воды, летящий на меня сверху. И вдруг что-то внутри меня горячо затрепетало и взорвалось криком: «Дурак! Скорее убери свои руки, или их просто переломает, как щепки!». Подумав, что советчику виднее, я быстренько отдернул руки и набрал полные легкие воздуха, после чего меня здорово приложило океанским валом. Больше я ничего не помню… Очнулся в тесном слабоосвещенном гроте – обессилевший, жалкий, мокрый. Осознав весь трагизм ситуации, – аж всхлипнул Суэкку, поддавшись воспоминаниям, - я решил, что уж лучше бы мне переломало все руки, чем я переломаю их сейчас, пытаясь выкопать себя из этого склепа. А тут еще этот череп нарисовался.
- Какой череп? – потерял весь свой гангстерский лоск Папсик и наклонился к островитянину ближе, чтобы за скрипом уключин не пропустить ни слова рассказчика.
- Говорящий.
- А! Знаменитая говорящая кость, про которую ходит столько слухов по вашему острову? Угадал?
- Ага. Но я дома сильно не распространялся о подробностях. Череп – он тоже кость. В общем, он разговаривал. Ну, как, разговаривал? – Молол какую-то бессвязную чепуху. Мне стало так жутко, что я схватил глыбу окаменевшего коралла и – да простит меня хозяин черепа – хорошенько прошелся по нему каменюгой.
- Помогло? – живо поинтересовался Боб.
- Еще как, – кивнул островитянин. – Из осколков черепа вылетело светящееся облачко и булькнулось в такую же светящуюся лужицу, которую я сразу и не заметил. Присмотревшись к источнику, я подумал, что это жидкое серебро – логово матери-жемчужницы. Но как только я стал набирать жидкость в свою флягу – сосуд ожил!
- Как череп?
- Именно! И как бы мне не жалко было с ней расставаться, я взял ту же тяжелую глыбу и расплющил флягу. Из нее тут же вылетело облачко, которое незамедлительно рвануло к мерцающей луже и растворилось в ней.
- Странно, – совсем запутался в своих мыслях Боб. – Череп и фляга несли ахинею, а твои диковинные шипсы были разумными. Ничего не понимаю…
- Господин-сибирский мафиози, вы не могли бы сменить меня на веслах? – попросил совершенно выдохшийся Суэкку. – А я, пока буду растирать натруженные руки маслом кураго, с удовольствием продолжу свой рассказ.
Боб без особого энтузиазма повиновался, и, поменявшись местами с тренированным туземцем, принялся неловко хлестать по воде веслами. Однако, после нескольких дельных советов островитянина, лодка медленно продолжила свой путь к зловещему атоллу. Дело пошло веселей, но особой радости на красном от усилий лице Папсика почему-то не обнаруживалось.
- Ну! – прохрипел Боб, борясь с вырывающими весла волнами. – Продолжай, мой друг! Время у нас теперь предостаточно!
Суэкку спрятал хитрую улыбку и, расположившись поудобнее, достал из-под скамьи кувшин с маслом, после чего стал обмазывать уставшие руки лекарственным бальзамом.
- Ну, слушайте, господин-бандит, продолжение. Наверное, я самый удачливый босяк на свете! А как еще вы прикажете объяснить то, что моя лодка после шторма оказалась прибитой к тому же острову, во
