медленно задыхаться. Я чихаю один раз, второй, третий.
– Будь здоров.
– Спасибо, Эд.
После этого обмена репликами он говорит мне остановиться и информирует, что я достиг края склона, который ведёт к заднему двору дома, где Хискотт провёл последние пять лет, превращаясь… во что бы он ни превращался. Несмотря на то, что мрак, окружающий «Джип», кажется частично менее плотным, чем прежде, я не могу разглядеть даже краешка дома.
Эд подтверждает, что моя изначальная стратегия и тактика наиболее вероятно ведут к успеху. Так как он может обратиться к «Гугл Планета Земля», посмотрев на здание сверху, то может достаточно точно проследить мой подъездной путь, чтобы существенно увеличить шансы на успех.
По его указанию я ослабляю ремень безопасности достаточно для того, чтобы взять пистолет и револьвер с пассажирского сидения. Я засовываю их за ремень, пистолет на животе, револьвер на спине. Затягиваю ремень обратно и наклоняюсь вперёд, обе руки на руле.
Отслеживая Джи-Пи-Эс-передатчики на нескольких автомобилях окружного агентства по тушению пожаров, Эд предлагает подождать ещё сорок секунд, пока эти грузовики не подберутся к въезду «Уголка Гармонии». Их сирены добавят свой вклад в какофонию, а потом замаскируют шум, который я произведу. Он говорит, что представители шерифа едут недалеко следом.
Вообще говоря, эти душераздирающие моменты моей необычной жизни, когда я вынужден совершать безрассудные поступки и насилие, меня не возбуждают, нет никакого ярко выраженного волнения или радости. Они характеризуются страхом, которому нельзя позволить перерасти в сковывающий ужас, отвращением, тревогой, которая по большей части является ожиданием замешательства, появляющегося в самый разгар действий, замешательство на поле боя, которое может означать мою смерть.
Сейчас, однако, один из тех редких случаев, когда я, помимо прочего, и в приподнятом настроении. Я чувствую себя настолько правым в отношении обязательства по спасению жизни, что приближаю близящееся столкновение с нетерпением. Возможно, я не способен на импровизированное развлечение и заготовленные колкости Джеймса Бонда, но я, определённо, чувствую, что становиться плохим парнем – иногда весёлое и привлекательное времяпрепровождение.
С годами я стал замечать, что эти особые моменты всегда возникают в ситуациях, когда я борюсь со смертельной угрозой не один, когда у меня есть поддержка людей, которые мне нравятся, и которым я верю. Верные товарищи – несравнимая ни с чем благодать, заслоняющая страх перед тем, как он покроет тебя инеем, надёжный антидот от нарастающей безысходности. Это верно, даже если моя команда состоит из двенадцатилетней девочки, на милю или больше удалённой от места действия, и искусственного интеллекта, не имеющего тела, которое можно было бы прострелить или ударить дубинкой, или пронзить, как можно прострелить, ударить или пронзить меня.
Но, эй, я предпочитаю нашу девчонку-сорванца Джоли бэтменовскому Робину[88] с теми его смущающими девчачьими колготками, а наш Эд находится на долгом пути к реабилитации образа искусственного интеллекта, который ЭАЛ 9000[89] обесчестил более сорока лет назад.
– Появляются пять грузовиков, – предупреждает Эд. – Сирены ревут, прикрытие хорошее, время действовать.
Эд прокладывает маршрут, говорит, что я должен делать. Держи руль прямо, не отклоняй ни влево, ни вправо. Не отступай от прямого направления вниз по склону к дому. Земля плотно укрыта от большей части солнечного света и небольшого дождя и предположительно не имеет существенных неровностей, которые могут столкнуть меня с курса. Даже Эд со всеми его источниками данных и вычислительной мощностью не может рассчитать точную скорость, с которой я должен достичь своей цели, хотя информирует, что любая скорость ниже сорока миль в час может не подойти, а скорость выше шестидесяти выведет меня из строя.
Когда он говорит «вперёд», я быстро ускоряюсь в ослепляющих вредных испарениях, которые набегают на лобовое стекло, как облака могут набрасываться на стекло в кабине экипажа в самолёте. Эд говорит, что склон длинный, предоставляет мне всю территорию, которая нужна, чтобы набрать скорость. Высокая сухая трава, не объятая здесь ещё огнём, шуршит под «Чероки» и со свистом бьётся по его бокам, так что это звучит, как если бы я мчался по мелкому ручью. Шины трутся о землю, которая годами обжигалась солнцем, дождь её ещё не размягчил, но сцепление у неё хорошее. Вибрации передаются через каркас на рулевое колесо, но всё равно я без проблем удерживаю контроль.
Вдруг фальшивые сумерки уступают, солнечный свет через убывающую массу копоти и пепел усиливается, и когда я достигаю скорости в пятьдесят миль в час, то уже не слеп. Здесь, ближе к берегу, сильный бриз, идущий с северо-запада, отталкивает дым дальше от воды, оставляя этот практически оторванный от «Уголка» уголок укрытым только лишь синей дымкой.
Как выяснил Эд, просмотрев аэроснимки владения в «Гугл Планета Земля», нужный дом, у которого есть большое переднее крыльцо, не имеет крыльца сзади, только патио с решётчатой подпоркой для растений, на которой ничего не растёт. Единственная дверь, скорее всего, ведёт на кухню, и пара больших французских раздвижных дверей, вероятно, отделяют семейную комнату[90] , которая при отсутствии семьи сейчас используется, Бог знает, для каких целей получеловеком Хискоттом. Мебель за пределами дома и горшочные растения, которые, должно быть, когда-то создавали приятный вид патио, были убраны уже давно, и между мной и теми французскими створками ничего нет.
Из-за того, что моё существование усложняется сверхъестественными способностями, я стараюсь всегда остальную свою жизнь строить просто, и поэтому работаю поваром блюд быстрого приготовления, когда вообще работаю, и поэтому, когда изредка я мечтаю о смене карьеры, я думаю только о работе в качестве продавца обуви или, может быть, покрышек – работе, которая кажется нетребовательной. У меня есть кое-что из имущества, нет пенсионного счёта, и я не владею – и никогда не владел – автомобилем. То, что я сейчас собираюсь сделать с «Джипом Гранд Чероки» Пёрвиса Бимера, достаточное подтверждение того, что даже если бы у меня были деньги на приобретение хорошей машины, я бы никогда не поступил так глупо, как если бы имел собственный автомобиль, которым можно было бы пожертвовать в случае подобной крайней необходимости, я никогда бы не угнал другую машину.
Я надёжно пристёгнут. Я доверяю – как могу – технологии смягчения удара в современных автомобилях, которые используют поглощение энергии через рассчитанное и сконструированное разрушение определённых частей их структуры. И всё-таки, достигнув патио, я сползаю в водительском сидении вниз настолько, насколько позволяет ремень, минимизируя вероятность того, что буду обезглавлен чем-то, что может влететь через лобовое стекло. Когда шины нащупывают патио, я отпускаю руль и закрываю лицо руками, как может делать ребёнок на краю первого большого спуска трассы американских горок.
В миг перед ударом я перемещаю правую ногу с педали газа на тормоз. Грохот должен быть громким, но он мне таким не кажется, потому что разворачивается воздушная подушка, мгновенно оборачивая меня, как будто это гигантский презерватив, приглушая звук от столкновения. В момент, когда меня сердечно обнимает подушка, я жму по тормозам, дерево французских створок трещит как быстрый залп ружейных выстрелов, вымучивая металлические резкие звуки, и лобовое стекло разбивается вдребезги. Залетая в комнату, останавливаясь с помощью повёрнутых колёс, «Гранд Чероки» сильно бьётся обо что-то, что я представляю как диваны и кресла, а также другую мебель, хотя я не совсем дурак, чтобы даже надеяться на то, что сущность Хискотта была сразу убита во время сна в «Лей-зи-бой»[91] .
Когда воздушная подушка спускается и когда «Гранд Чероки» останавливается, я глушу двигатель. Если бензобак повреждён, я должен избежать воспламенения, которое может отвлечь внимание окружных пожарников от горящей травы дальше к северу «Уголка Гармонии».
Я не пострадал. Утром я, возможно, испытаю боль, вызванную ремнём, и чем-то еще, но сейчас всё, кажется, функционирует.
Водительская дверь изогнулась, не откроется. Пассажирская дверь всё ещё работает. Когда я выбираюсь из машины, то вытаскиваю из-под толстовки пистолет, напоминая себе, что в магазине только семь патронов, не десять.
