Однако же с официальной точки зрения проблема не должна была бы существовать: ведь в мартовских выступлениях, добиваясь отмены режима КТО, Рамзан утверждал, что осталось не больше нескольких десятков повстанцев, и те – в горах. Федералы, само собой разумеется, отрицают эти цифры. Отмена КТО, которой предстояло повлечь за собой значительное снижение доходов для военных, хотя бы за счет отмены денежных надбавок, как ни парадоксально, вызвала то, что Александр Черкасов весной назвал военной гласностью: «Теперь они каждый день выступают по телевидению, говоря и показывая все, что они отрицали еще несколько недель назад». У меня был в Грозном довольно забавный пример на эту тему. Я брал интервью у пресс-атташе федералов, офицера внутренних войск МВД, расквартированных в Ханкале, на крупнейшей российской базе в Чечне. В мой диктофон он повторил официальную линию, согласно которой еще действуют в горах более 500 боевиков, и не поведал ничего, кроме того, что можно прочесть в газетах. Но на следующий день я получил от него письмо, и он просил срочно ему позвонить, а по телефону сообщил, что хочет со мной встретиться. Мы назначили встречу в кафе у «трех дураков», того, где я встречался с бывшими боевиками: он пришел, поглядывая то направо, то налево, как бы для того, чтобы удостовериться, что за мной не следят. «Чечня находится в информационной блокаде, – тут же прошептал мне он, – но вы должны знать правду». Кадыров лжет: ситуация на самом деле очень сложна, исламистские группы вновь проявляют активность и располагают целой сетью связей и друзей, которые им помогают и поддерживают их. «Боевики – это лишь надводная часть айсберга; нам потребуются еще годы, чтобы окончательно с ними справиться». «Это не сенсация», – очень хотелось сказать мне ему; в то же время сам факт этого поступка заинтриговал меня; мне казалось малоправдоподобным, чтобы офицер действовал по собственной инициативе, и я подумал, что если федералам необходимы столь жалкие утечки информации в иностранную прессу, то причина в том, что и на самом деле их положение в Чечне стало трудным. Но мне показалось, что утверждения офицера действительно отражают реальное мнение кадров армии и МВД: «Федеральное правительство играет на руку Кадырову, – объяснил мне офицер. – Если оно будет давать верную информацию, то дискредитирует себя из-за отмены КТО. Само собой разумеется, Рамзан хочет быть единственной властью в Чечне. Здесь уже полудиктатура, но если мы отсюда уйдем, то это будет настоящая диктатура». Недавние взрывы бомб в Грозном, заверил меня он, вовсе не случайно рвущиеся склады боеприпасов (как утверждают чеченские силовики), а очень профессионально, на иракском уровне сделанные дистанционные устройства. Как и все, я сомневался, что эти взрывы, которые последовали сразу же за отменой КТО и результат которых – один погибший и несколько раненых, среди них – российский комендант Грозного. Я скорее склонен был видеть здесь провокацию самих федералов, но, может быть, с моей стороны, это был всего лишь недоброжелательный рефлекс человека, проведшего слишком много времени в России, в стране, которая может вызвать острую паранойю у чрезмерно доверчивых; и действительно, через несколько дней после моего отъезда неизвестный подорвал себя перед входом в МВД Чечни, убив несколько милиционеров и одного штатского, и мне трудно поверить, что федералы способны использовать в своих интересах бомбиста-самоубийцу. Кроме того, у исламских боевиков, по словам встречавшегося со мной офицера, такой же интерес «доказать, что отмена КТО – это профанация их дела, и они совершают преступления, вызывающие резонанс». Необходимо также принимать во внимание слухи о тайном «запрете» убивать Доку Умарова, лидера чеченских исламистов, а также убеждение, высказываемое многочисленными бывшими бойцами сопротивления: они – например, Закаев – много раз говорили мне, что эмират представляет собой бизнес-проект российских спецслужб, что ФСБ манипулирует Доку Умаровым и что ФСБ как минимум оставляет свободу маневра исламскому сопротивлению в качестве противовеса Рамзану. Как бы там ни было, цели повстанцев и федералов совпадают далеко не в первый раз.

И все-таки значение конфликта между Кадыровым и федералами из-за отмены КТО не надо переоценивать. Как объяснил мне Вадим Речкалов, военный корреспондент «Московского комсомольца», близкий к военным журналист, проведший несколько лет на Кавказе, «немногие офицеры любят Чечню до такой степени, чтобы быть готовыми погибнуть за нее. Большинство в глубине души довольны, что им уже не приходится воевать и что всем занимается Кадыров. Конечно, они потеряли влияние, да и деньги: все забрал Рамзан. Но они уже не рискуют жизнью». Как бы там ни было, у военных масса гораздо более серьезных проблем – например, жуткая коррупция, которая подтачивает вооруженные силы и с трудом позволяет выживать офицерам среднего ранга, или же новые реформы, которые должны обречь на безработицу десятки тысяч военных, без какой бы то ни было реальной помощи со стороны государства. Что же касается служб безопасности, то ситуация не должна внушать энтузиазма, но у них немного выбора; сейчас не 1990-е, и отделы ФСБ после прихода Путина к власти уже не должны, как прежде, вести свою мелкую, не публичную политику. Российские спецслужбы остаются активными за рубежом, что доказывается убийством в Стамбуле осенью прошлого года троих чеченцев, близких к Доку Умарову, среди них – один из главных его сборщиков средств; согласно российском журналисту Андрею Солдатову, возглавляющему превосходный веб-сайт agentura.ru, посвященный органам безопасности его страны, спецслужбы время от времени продолжают отправлять в Чечню даже небольшие группы киллеров, чтобы проводить адресную ликвидацию в кадыровском тылу, но у них больше нет ни непосредственного влияния в Чечне, «ни хотя бы малейшего реального знакомства с ситуацией». Это парадоксальное положение вещей возникло в первую очередь из-за того, что Кадыров прибрал к рукам ОРБ-2, главную федеральную структуру, занимающуюся допросами: когда после продолжавшегося год конфликта, который его пропаганда досконально эксплуатировала, Кадырову наконец удалось взять под контроль тюрьму и поставить во главе ее одного из своих приближенных, Кадыров окончательно завладел монополией на human intelligence [48] , как говорят американцы, на непосредственную добычу разведданных, получаемых иногда через информаторов, иногда через ренегатов, иногда под пытками.

Рамзан в своей борьбе с исламским сопротивлением, разумеется, пользуется полной неприкосновенностью, и никто в России не требует от него отчета о применяемых методах с момента, как они начали использоваться. Его сведение счетов с врагами как будто бы совершенно безразлично Кремлю. В октябре 2008 года Дмитрий Медведев снял вызывавшего большое недовольство президента Ингушетии Мурата Зязикова, после убийства оппозиционного журналиста, совершенного его милицейскими силами. Но убийство в Дубае Сулима Ямадаева, который все-таки был Героем России и незадолго до этого отличился в короткой войне с Грузией, не вызвало в Москве ни малейшей тревоги, ни хотя бы кратких соболезнований; а тем, кто сразу после убийств Натальи Эстемировой, Заремы Садулаевой и Алика Джабраилова позволил себе критиковать Рамзана за отсутствие демократии в Чечне, Владимир Устинов, личный представитель российского президента в Южном федеральном регионе, ответил через прессу, что Кадыров – «по своей натуре человек глубоко духовных и этических ценностей». Сразу же после гибели Эстемировой я направил Дмитрию Пескову, пресс-секретарю Путина, копию заявления «Мемориала», где напрямую был упомянут Кадыров, с просьбой об официальной реакции; мне ответил его анонимный подчиненный, на неопределенном английском языке, который с наигранным сочувствием писал: «Мы понимаем эмоциональную реакцию членов “Мемориала” и разделяем их боль и печаль в связи с гибелью их коллеги. Это убийство является неприемлемым и должно стать предметом тщательного расследования, а замешанные в нем лица должны быть наказаны. Чтобы кого-то винить, необходимо представить улики против него и нести адекватную ответственность [sic]». И все-таки Песков, когда я напрямую поставил перед ним вопрос о неприкосновенности Рамзана, довольно откровенно признал, что «очень, очень трудно» тому, кого пытал Рамзан или сотрудник его сил безопасности, или родственникам его жертв добиться справедливой компенсации в России. Мы говорили о деле Умара Исраилова, молодого чеченца, убитого в Вене в январе. Боевик Исраилов был взят в плен в 2003-м, затем после пыток амнистирован и – что весьма поразительно – принят в личную гвардию Кадырова. В конце 2004 года Исраилов бежал из Чечни и стал беженцем в Вене, а его отца арестовали и, в свою очередь, подвергали пыткам; Исраилов свидетельствовал перед Европейским судом по правам человека в Страсбурге, что Рамзан Кадыров лично и другие люди подвешивали его к аппаратам для накачки мускулатуры и многократно били в течение трех месяцев, что он видел, как Кадыров «забавляется, лично выпуская в пленников электрические разряды или прижигая им ступни». Зимой 2008- го Исраилов и его отец, которого освободили после 10-месячного ареста и который, в свою очередь, бежал из Чечни, предоставили свои свидетельства журналисту из The New York Times. Этот журналист, как раз перед публикацией своей статьи, отправил всю документацию в пресс-секретариат Владимира Путина с просьбой о реакции; но Дмитрий Песков отказался от всяких комментариев и отнесся к обвинениям Исраилова как к «слухам», а Исраилов был убит спустя четыре дня, даже до того, как The New York Times опубликовала его статью. «У нас нет доказательств, что Рамзан и его команда кого-то пытали», – утверждал

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×