Едва приземлившись, Ринат также не избежал нашей участи, сразу же угодив в объятия Остея, а затем и остальных литовских дружинников. Каждый из ратников норовил пожать капитану руку, словесно возвеличивая того самого до небес. Хабибуллин, похоже, вовсе не ожидал подобной реакции аборигенов, и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Бояре! Благодарствую вас за зрелище дивное, чудо громадное, – чувствовалось, что князь Остей не играл, а говорил искренне, от всего сердца. – Свершили вы дело великое, явив взору людскому полёт человека по небу! То чудо сотни воев узрели, и не отрекутся они от увиденного! Посрамили вы святош да церковников своей храбростью да умением!
Дюжина ратников, составлявших свиту князя, тоже спешились, подбежали к нам, с громкими криками 'ура!' и 'слава!' хлопали нас по плечам, выражая своё одобрение первому показательному полёту. Посмотрев профессиональным взглядом оперативника на светящиеся от улыбок лица ликующих дружинников, я немного расслабился. И тотчас угодил в стальные объятия Остея, да так, что дыхание перехватило. Ну, и хватка у этого мужика, прям медвежья. Оно и понятно – с детских лет занимается воинским делом, физически развит, не чета 'компьютерному поколению' начала двадцать первого века. Пришлось терпеть, улыбаться, и бормотать что-то, соответствующее важности момента. Положение спас наш командир.
– Да, мы, в общем-то, и ничего особенного не сделали, – улыбнувшись, пробурчал Стрельцов, также шокированный реакцией аборигенов на банальное для нас событие. –
А не хочешь ли ты, княже, самолично попробовать полёт с парапланом? Мы покажем тебе, что, и как, подготовим ещё один параплан к полёту, чтобы кто-то из нас страховал тебя рядом в воздухе.
– Любы мне твои слова, майор Сергей Александрович! Желаю я полететь, аки птица небесная! – 'литовский' князь больше не походил на того степенного и холодного воина, что впервые встретился нам на поляне. Возможности совершить полёт Остей обрадовался, словно обыкновенный мальчишка. Впрочем, неудивительно: даже в двадцать первом веке у многих людей первый полёт – это событие чрезвычайной значимости. Чего уже говорить о людях четырнадцатого века. Бывалые бородатые ратники, прошедшие через множество битв, вели себя, словно, дети на аттракционах.
'Литовские' дружинники, похоже, вовсе не ожидали от нас подобного предложения, но искренне обрадовались за своего патрона. Ринат Хабибуллин тотчас же принялся инструктировать князя, а появившийся из бронетранспортёра Владимир Коваль стал готовиться ко второму показательному полёту. Капитану предстояло страховать Остея в воздухе, в меру своих сил и возможностей, конечно. Критично взглянув на железную, в прямом смысле этого слова, экипировку князя, спецназовцы убедили его в необходимости оставить на земле большую часть защитных девайсов. 'Литовец' проникся аргументами офицеров, и снял с себя поножи, наручи, панцирь, шлем, оставшись в одной кольчуге тонкого плетения. Снимать последнюю он категорически отказался.
Улучив момент, Ринат выразительно посмотрел на Стрельцова, и отрицательно помотал головой. Лицо майора на секунду исказилось, словно от зубной боли, а затем наш командир, как ни в чём ни бывало, продолжил руководить подготовкой к полётам. Никто из княжеских ратников даже не обратил внимания на этот мимолётный обмен жестами.
Наконец, подготовка к стартам оказалась завершена, и 'триста первый' БТР помчался по полю, помогая подняться в воздух капитану Ковалю. Во время этого взлёта князь Остей находился на броне машины, страхуемый Вонгом, и внимательно наблюдал за действиями парапланериста. На некотором расстоянии от бронетранспортёра скакали дружинники, пытаясь на ходу переупрямить своих пугающихся ревущей техники лошадей.
– Ринат, ты что-нибудь сверху видел? – решив не тянуть, я первым подошёл к капитану Хабибуллину. – Болото на севере, озеро, ну, хоть что-нибудь?
– Нет, Артур Иванович, нет абсолютно никаких привязок к нашей местности, – Ринат посмотрел на меня столь выразительно, что мой следующий вопрос застрял в горле.
– Иваныч, не лезь вперёд батьки в пекло, – прозвучал за моей спиной голос Стрельцова. – Рассказывай, Гюрза.
– Докладываю: в округе на десятки вёрст нет ни болота, ни озера, и ничего похожего на признаки цивилизации, – вздохнул Хабибуллин. – Леса, поля, невысокие холмы, три села, в которых нет даже линии электропередачи. На западном горизонте виднеется какой-то монастырь, что ли, или церковь. Вот, пожалуй, и всё.
– Так, значит, всё же 'приплыли', – помрачнел майор. – Гюрза, ты хорошо смотрел?
– Колдун, мой бинокль всегда при мне, – в глазах капитана промелькнуло что-то похожее на негодование, но тон его голоса нисколько не изменился. – Подожди чуток, и Шварц доложит тебе всё, то же самое, что и я.
– Извини, Гюрза, не закипай, никто не сомневается в твоём профессионализме, – Стрельцов выдержал подозрительный взгляд Рината, не отводя глаза в сторону. – Сам понимаешь, что сейчас мы лишились последней надежды.
– Проехали, командир, – слегка улыбнулся Хабибуллин. Улыбка получилась весьма грустной. – Завтра попробуем ещё раз.
– Согласен. До завтра занимаемся нашими потенциальными союзниками, – майор кивнул в сторону скачущих по полю следом за БТРом княжеских ратников. – Лишь бы среди этих воинов попов не оказалось.
К нашему счастью, в дружине князя напрочь отсутствовали служители христианской церкви. Конечно, многие воины с подозрением и опаской, почти постоянно крестясь, наблюдали за нашими полётами. Но, никто из них не мчался, сломя голову, прочь, с воплями о бесах, или ещё о чём-либо подобном. Когда же в воздух поднялся князь Александр Андреевич, собственной персоной, его ликующие ратники разразились громким 'Ура!', сломали строй, а затем двинули лошадей вслед за дюжиной ближних сотников. Кстати, из-за нежелания снимать доспехи князь поднялся относительно низко, всего лишь на полсотни метров. Но, всё равно, это был полёт человека в воздухе, его победа над силой тяготения и над дурацкими религиозными догмами.
Пока парапланерист в доспехах наслаждался полётом в воздухе, а его дружина устраивала несанкционированное народное ликования на земле, мы быстренько вскрыли второй ящик 'от Валентино'. Признаюсь честно, впечатлённый моторами от картингов, я ожидал там увидеть что угодно, но только не пару переносных дизель-генераторов.
– Опять мы обобрали зампотеха. Хватится он на неделе своих генераторов, а их и след простыл, – констатировал очевидный факт Стрельцов. – Жаль мне Валентиныча, мужики.
– Да, неделя у зампотеха предстоит хреновая, – заметил Ринат. – Ни движков сына, ни генераторов. А ведь за них, как пить дать, спросят.
– Если найдём нефть, то я, пожалуй, сумел бы получить из неё бензин, соляру, – задумчиво произнёс старший лейтенант Кравченко, в своё время повидавший немало нефтяных заводиков во время командировок на юга. Точнее, повзрывавший в тех местах множество подпольных нефтяных заводиков. – Лишь бы нам достать нефть…
– …А если у нас будет нефть, то будет и электричество, – продолжил фразу наш командир. – Иваныч, а поговори-ка ты с князем на тему нефти.
– С удовольствием поговорю, – кивнул я. – Кстати, нефть в эти времена называют земляным маслом, кажется. Ладно, название сути не меняет.
Наконец, после десятиминутного полёта, Остей приземлился на опушке леса примерно в километре от нас. К князю тотчас подскочили его вопящие от восторга конные дружинники, и стали качать 'литовца'. Пару минут спустя к толпе ликующих ратников подкатил 'триста первый' БТР, Остея водрузили на броню, и он толкнул перед своими воинами речь. Как позднее пересказал Юрий Вонг, князь сначала обличал какого- то католического епископа во лжи, а затем перешёл на личность какого-то православного священника, сравнивая его со свиньёй, подкапывающий вековой дуб ради вкусных жёлудей. Речь Остея прервал капитан Коваль, идущий на посадку, и приземлившийся в сотне метров от 'триста четвёртого' бронетранспортёра. Вонг быстро сообразил, что к чему, и более чем тысячная толпа дружинников во главе с князем на БТРе помчалась качать Володю. Мы, конечно, могли подкатить первыми, но Стрельцов решил, что надо ковать железо, пока оно горячо, и приказал Шварцу терпеливо ждать своей участи быть подброшенным в воздух, а
