Свет, проходящий через решетку высоко у нас над головами, нарисовал красивые ровные ряды прямоугольников на неровной стенке колодца. Некогда это помещение и правда было колодцем, каких немало построили вдоль основных дорог. А теперь, похоже, вода ушла, и превратили эту выложенную темным песчаником подземную камеру в превосходную тюрьму. Пожалуйте, гере арестанты, спускайтесь по лестнице. А как лестницу уберут, то подняться по нависающей стене к закрытой решеткой узкой горловине не будет никакой возможности.
И вот стоим мы по щиколотку в зловонной жиже, покрывающей дно бывшего колодца, один только Коста лежит без чувств, прислонившись к стенке. Стоим молча, не глядя друг на друга, все очень устали, но сесть в грязь никто не решается. Один из торговцев беззвучно шевелит губами, читая молитву. Обычная, знаете, реакция для пленников. Только что, там, наверху все они были людьми значительными и влиятельными, исполненными достоинства. И вдруг – вонючая камера и такая близкая и наглядная смерть. Сейчас они цепляются за остатки достоинства – это единственное, что связывает с миром наверху. Но это быстро пройдет. Очень скоро все научатся питаться отбросами и спать в куче дерьма.
Караллу и Софу в колодец спускать не стали. Понятно, что разбойнички – ребята опытные, и детский маскарад с переодеванием девочки в мальчика их не впечатлил. Ули ухмыльнулся, галантно снял шляпу, взял Софу за руку и повел к дому. Коста беспомощно огляделся по сторонам и неуверенно сделал шаг в их сторону… За что немедленно получил такой удар в живот, что сложился пополам и рухнул на землю, хватая ртом воздух и суча ногами. Я отвернулся. Ничего страшного, отойдет. А вот девчонку жалко. Увидев улыбку Ули, я огромным усилием воли удержался от броска. Стой, Рюмпель, стой! Помни о Марте и Ронике!
А вот подземная тюрьма в мои планы никак не входила. Здесь можно застрять надолго, если не навсегда – не думаю, что злодеи собирались отпускать пленников. Нельзя мне терять время, никак нельзя – я должен быть в Столице не позднее чем через два дня. Иначе… Впрочем, я даже не рассматриваю вариант 'иначе'. И поэтому надо действовать, быстро и решительно, и именно сейчас, когда никто не ожидает активности от подавленных пленников. А ведь между тем, разбойники, сами не зная того, помогли мне решить проблему ненужных свидетелей.
Я засмеялся. Засмеялся так, что стоящие вокруг люди шарахнулись в стороны. Кому, скажите, улыбается стоять рядом с безумцем, свихнувшимся от страха. Я набрал в грудь побольше воздуха.
– Ули! Где ты, Ули!
Убийца умеет многое, в том числе правильно использовать голосовые связки. Пленники заткнули уши ладонями, а решетка на горловине со скрипом поползла в сторону. В колодец просунулась бородатая голова и лениво протянула:
– Чего орешь?
– Ули! Я дам тебе деньги! Много денег! Я покажу! Ули!
Надеюсь, что все звучало убедительно. Не думаю, что такое обращение к главарю может остаться без внимания. Денежные вопросы должны доноситься до ушей старших немедленно – это закон, свято соблюдаемый ночными работниками. И, как оказалась, я был прав. Голова убралась и через пару секунд вниз полетела веревочная лестница. Никакой осторожности! А с другой стороны – чего им бояться занюханного чиновника, должно быть уже обмочившего штаны.
Я схватился за веревки и нарочито неуклюже пополз вверх. А как еще может подниматься по такой подозрительной конструкции переписчик второй ступени Рюмпель?
Вот только из колодца выбрался не свихнувшийся чиновник с ватными от страха ногами, а холодный и равнодушный Убийца. Два разбойника, стоявшие у колодца так и не поняли, что произошло. Резкая мгновенная боль в шее – и свет гаснет, словно кто-то задул огромную вселенскую свечу. Можно считать, что им повезло. Оказавшись рано или поздно в лапах Владетеля, они закончили бы свои дни, будучи подвешенными на ржавом подреберном крюке.
Еще один голый по пояс душегуб сидел у дерева и ощипывал курицу. Он не заметил того, что случилось с товарищами, и поэтому последнее, что его взор запечатлел перед уходом в небытие – это стремительно приближающаяся покрытая белыми перьями земля.
Я подошел к дому. Хотя слово 'подошел' относится только к моему восприятию. Все остальные могли бы заметить лишь легкое колебание воздуха и неуловимое мелькание серой тени.
Звуки, доносившиеся из дома, заставили бы содрогнуться Рюмпеля, но оставили равнодушным Убийцу. На расстеленной шкуре неподвижно лежала обнаженная Софа, а сверху, почти закрывая ее грузной тушей, распластался мужик со спущенными штанами. Ули и еще двое стояли рядом и смачно комментировали происходящее. Похоже, ублюдок долго дожидался своей очереди и теперь энергично работал задницей.
Я зашел в дом и тихо закрыл за собой дверь.
Мне этот капитан Дорожной Стражи не понравился сразу. Слишком веселый. Все-таки два десятка трупов – это не та картина, над которой можно хихикать с таким сладострастьем. И потом, что здесь делать целому капитану? Его дело – сидеть в городе, собирать донесения, и докладывать, ежели что наверх. И странный он. Кто такой капитан Дорожной Стражи? Опытный чиновник, обремененный многочисленным семейством и изрядно располневший от сидячего образа жизни. А этот – поджарый как голодный волк, резкий, с быстрыми и уверенными движениями и цепким взглядом. В руках – длинный стек, похлопывающий по высокому ботфорту. Тут не Дорожной Стражей попахивает, а Тайной.
Интересный у нас получился разговор. Я понимаю, что не верит он ни единому моему слову, и все попытки взять нить разговора в свои руки разбиваются о его хихикающую маску. А он продолжает как ни в чем ни бывало задавать неудобные вопросы: куда делись неизвестные нападавшие, как они ухитрились не оставить следов, и что не поделили с нашими похитителями.
Я в который раз слабым голосом – именно таким, каким должен говорить переписчик второй ступени, которому недавно чуть не проломили голову. Капитан слушал мои объяснения и сочувственно покачивал головой.
– Эх, гере Рюмпель, вы даже не представляете, как вам повезло! Мы охотились за этим Ули два месяца, а он, оказывается, тут рядышком был! От него пока что никому уйти не удавалось, выкуп получал, а пленников – чик! Ножичком. А тут только собрались вас того-этого, – капитан снова захихикал, и провел большим пальцем у горла, – как появились эти людишки неведомые и положили всех душегубов. Вы не находите это странным, гере Рюмпель?
Я слабо застонал, прикрыл глаза и откинулся назад, прислонившись спиной к шершавому стволу. Что делать, полностью подготовить легенду просто не успел, стражники в изрядном количестве посыпали из леса, словно дожидались, пока я разберусь с разбойниками.
– Вам плохо, гере Рюмпель? – сочувственно спросил капитан.
Я снова застонал, следя за собеседником сквозь полуприкрытые веки. Капитан еще немного постоял, затем покачал головой и направился к дому.
– Ах да, – капитан остановился, слово забыл сообщить мне нечто важное, – а ведь произошло еще одно событие, о котором вы, вероятно даже не догадываетесь.
Он искусно выдержал паузу.
– Знаете, гере Рюмпель, мы задержали троих опасных преступников.
Вот как?! Похоже, мне пора приходить в себя.
– Да, да, – заявил капитан, демонстративно отслеживая мою реакцию.
Ну, ладно. Будем играть, тем более, похоже, от меня именного этого и ожидают. Я медленно поднялся, опираясь о дерево, и произнес слабым голосом:
– Простите, гере капитан, я очень плохо соображаю.
– Ах, да, – живо подхватил капитан, – это вы меня простите, гере Рюмпель, я, вероятно, говорю о вещах, которые вам нисколько не интересны. И правда, с какой стати переписчику второй ступени интересоваться какими-то беглыми преступниками. Так ведь, гере Рюмпель?
А я, пожалуй, переоценил этого капитана. Никакой тонкости в работе, никакой игры. Слишком явно прослеживается настойчивость, расчет и скрытое за улыбкой презрение ко всяким выродкам.
– Как же, гере капитан, разве может верный подданный Владетеля остаться равнодушным, когда негодяи нарушают закон? Выполнять любую волю Владетеля – священный долг каждого чиновника.
