операция для того, чтобы вытащить меня из норы. И это после стольких лет спокойствия?
Нет, сейчас у меня слишком мало информации, рассуждения не приведут ни к чему. Я закрыл глаза и моментально заснул.
Как обычно я почувствовал появление гостя до того, как он подошел к двери. Признаюсь, мне пришлось испытать некоторое удивление, услышав хорошо знакомые шаги.
– Как вы себя чувствуете, гере Рюмпель?
В приоткрытую дверь просунулась улыбающаяся голова исполняющего обязанности Начальника Канцелярии Плумкиса. В ответ я изобразил, и, смею надеяться, довольно убедительно, картину разбуженного переписчика второй ступени.
– А?! Что?! О, гере Плумкис!
Я сел на кровати, прикрываясь одеялом, а Плумкис вошел в комнату и предупредительно замахал руками.
– Лежите, лежите, – он ловко уселся на стул, и, щелкнув огнивом, зажег стоявший на столе огарок свечи, – я узнал о вашем ужасном приключении и счел своим долгом лично поинтересоваться вашим состоянием.
Вот как! Гере Плумкис настолько любезен, что выехал за мной еще до того, как разбойнички Ули захватили дилижанс. Впрочем, сам Плумкис не придавал значения логике своих заявлений.
– Ах, гере Рюмпель, какой ужас! Представляете, как мы все ошибались в гере Каралле! Я до сих пор не могу прийти в себя!
В ответ я пробормотал что-то вроде вежливого согласия со всем, что изволит изрекать гере Начальник Канцелярии.
Плумкис снова протестующе замахал руками и сообщил, что сам лично считает приключившуюся со мной оказию почти что подвигом и по моему возвращению непременно будет ходатайствовать о представлении меня к… тут он замялся, поскольку не представлял какого рода поощрение предусматривается в данном случае.
– И теперь, гере Рюмпель, – заключил Плумкис, – я не могу позволить продолжать путь в одиночку. Вы ведь в Столицу направляетесь?
Я кивнул головой.
– Ну и прекрасно, – обрадовался Плумкис, – в таком случае мы поедем вместе. Мой экипаж ждет внизу. Собирайтесь, Рюмпель!
Я едва не застонал. Спокойный ночной сон – одна из немногих оставшихся у меня человеческих слабостей. Разумеется, при необходимости я могу бодрствовать неделю, но это, скажем помягче, не доставляет удовольствия. А сейчас вторую ночь подряд меня самым беспардонным образом вытаскивают из постели.
Тем не менее, Изобразив на лице радостную улыбку, я начал собираться. Отказываться от приглашения было неразумно, тем более, что подозрения о вовлеченности Плумкиса в происходящие события переросли в уверенность. Наступает удобный момент пообщаться с ним в спокойной обстановке.
Экипаж Плумкиса являл разительный контраст с колымагой Ведуна. Что вы хотите – личный транспорт самого Начальника Канцелярии. Тут вам и двойные рессоры – на каждое колесо и на сиденья, а для деликатных переговоров предусмотрена обитая мягким войлоком перегородка между возницей и пассажирами. Кстати, возница – человек незнакомый, в Канцелярии я его не встречал. Что странно, поскольку появление нового лица даже столь невысокого положения в этом уважаемом учреждении – событие экстраординарное, коему предшествует несколько недель слухов и перешептываний по углам. Могу предположить, что после отставки старого Начальника, за ним последовали и некоторые из сотрудников, причем последовали не просто вон из Канцелярии, а строго в направлении городского Каземата. В такой щекотливой ситуации, когда каждый шаг внимательно отслеживается, принять на службу нового человека в столь короткий срок можно только в одном случае – если оный человек также имеет постоянную службу в Сером Доме.
Плумкис демонстративно оставил открытой перегородку, и я вынужден был любоваться понурой фигурой возницы, закутанного в плащ с капюшоном. Казалось бы, мелочь, но… трудно ожидать, что Плумкис не понимает, кем является его новый сотрудник. Скорее – слишком хорошо понимает и поэтому демонстрирует показную лояльность.
– Превосходная погода, – сказал Плумкис, вздохнув полной грудью, – заметьте, гере Рюмпель, в городе нам недоступен такой воздух. Я считаю, что пришла пора запретить использовать чадящие печи. Обыватели обязаны своевременно чистить дымоходы и закупать исключительно доброе топливо. Как вы считаете?
Я ответил, что не могу не согласиться с подобным суждением. Обыватели обязаны рачительно использовать свое имущество, так, чтобы не препятствовать усилиям Канцелярии по благоустройству города. А черный печной дым – это, конечно же, первый признак городского неблагополучия.
Плумкис всем своим видом показывал одобрение моему здравомыслию.
– Признаюсь, гере Рюмпель, я давно наблюдаю за вами и хочу признаться, что весьма рад, обнаружив подтверждение своим первоначальным выводам о вашей персоне.
Я недоуменно пожал плечами.
Плумкис наклонился к моему уху и доверительно сказал:
– А знаете, гере Рюмпель, когда я вас поймал?
Интересный вопрос. Оба ответа и 'да', и 'нет' означают мое согласие с тем, что меня поймали. Поэтому я ответил недоуменным взглядом.
– Браво! – Плумкис зааплодировал. – Вы неподражаемы! Могу посоветовать вам попробовать себя на театральных подмостках. Императорский театр гордился бы таким актером.
– Простите, гере Плумкис, никак не могу понять, что вы имеете в виду.
Новоиспеченный начальник Канцелярии прервал смех и окинул меня суровым взором.
– К сожалению, Рюмпель… или как вас там… у нас мало времени. У меня есть определенные планы в отношении вас. Итак, вы знаете, как я вас поймал?
Я промолчал.
– Все просто. Вы слишком хорошо играете в трикс.
– Я?!
– Да, да, именно вы, гере Притворяха. Неужели вы думали, что сможете обвести вокруг пальца чемпиона Марона по триксу?
Вот оно как! Значит ответственный чиновник Плумкис – это чемпион легендарного тайного турнира, яростно преследуемого властями. Да и само упоминание слова Марон является если не преступлением, то серьезным служебным проступком, грозившим немедленным крушением карьеры.
Плумкис поймал мой взгляд, направленный в спину возницы.
– А вы не переживайте, гере Крокс – человек доверенный. При нем можете изъясняться совершенно спокойно. Итак, я утверждаю, что вы превосходно играете в трикс. Понимаете, ваши ходы всегда, я повторяю всегда, направлены на проигрыш. Более того, этот проигрыш искусно выстраивается с самого начала партии. Поверьте мастеру, это сложнее, чем идти к выигрышу.
Ну, надо же! Это, безусловно, мое упущение. Действительно, я очень неплохо владею искусством трикса. Но я представить не мог, что кто-то способен так анализировать игру. И как, скажите, искусно Плумкис играл свою роль, представляясь ушлым чиновником-фрондером. До последних событий у меня не было никаких подозрений на его счет, а ведь Убийца способен определять ложь не хуже опытного Стража Ворот. Для этого мне не нужно копаться в чужих мозгах – лжеца выдают едва заметные жесты, учащенное сердцебиение, движения глаз, непроизвольные гримасы. Но у Плумкиса не ничего подобного не наблюдалось! Я готов поклясться, он всегда был искренен. Это практически невозможно для человека, не прошедшего Башню. Но Башня накладывает отпечаток, который невозможно скрыть, при продолжительном общении Человек Башни обязательно проявляет себя. Один Создатель ведает, каких усилий мне стоило скрывать свою сущность Убийцы. Тогда откуда такие способности? И не ожидают ли меня еще сюрпризы?