означало бы немедленную смерть. Волна боли просто разорвала бы несчастного в кровавые ошметки.
Последнее, что я запомнил перед тем, как впасть в спасительное забытье – это Мотт, удерживающий меня от падения на каменный пол.
XVII
– Ну, давай, давай, осторожненько… – Мотт бережно поддерживал меня за руку, помогая подняться.
Я не представлял, что могу быть подвержен такой слабости. Полное впечатление, что силы полностью покинули меня. Ноги волочились подобно ватным валикам, руки бессильно болтались, и каждый вздох давался с огромным усилием. Я встал и прислонился к стене.
– Как себя чувствует гере герой из легенд? – поинтересовался Мотт.
– Герой себя чувствует как отбивная по-маронски, – пробормотал я.
– Когда в следующий раз будешь сокрушать машины Древних, позаботься заранее о месте для отдыха. Лежать на камнях очень неудобно.
– Долго я спал?
– Часов восемь. Лежал как убитый, в какой-то момент я решил, что ты умер.
– Неужели расстроился?
– У нас в Шамроне принято своих не бросать. Ни живых, ни мертвых. Живых – спасти, мертвых – похоронить. Хоронить здесь не получится – сплошной камень. А тащить твое тело на себе – удовольствие невеликое. Так что, можно считать – расстроился.
Я нашел в себе силы улыбнуться.
– Спасибо за откровенность.
– Пожалуйста. Я поначалу беспокоился, что будет погоня. Это мы – герои, спускались в колодец по карнизу. Казалось бы, что мешало стражникам сбросить вниз канаты и спуститься в колодец…
– Канат в тысячу локтей? Даже если связать несколько канатов, они не выдержат собственного веса и веса человека.
– Среди стражников немало горцев. В Багровых горах я сам видел, как они спускались по абсолютно ровной стене в щель глубиной три тысячи локтей. Но вопрос не в этом. Погони не будет.
– Почему же? Репутация лабиринта?
– И это тоже. Но есть немало горячих голов, готовых отправиться хоть в пасть дьявола. Ты не задумывался, зачем здесь стояла эта штука?
Мне пришлось приложить определенное усилие, чтобы понять – Мотт говорит об оружии Древних.
– Как зачем? Либо от Древних остались только их машины, приученные убивать, либо сами Древние живут себе потихоньку где-то в глубине, и не слишком жалуют чужаков.
– Я не об этом. Глупо выставлять такую мощь против бродяг, проникающих иногда в лабиринт, верно?
Я прикинул, что он, действительно, прав. Для бродяги вполне достаточно одного снаряда – шарик с легкостью пробьет тело насквозь. Латы не помогут, это я знаю точно. Может, они готовились к вторжению?
– Кстати, – сказал Мотт, обрати внимание, никаких следов…
Я сначала решил, что он говорит о машине Древних и оглянулся – нет, груда перекрученных металлических полос и изогнутых труб была на месте. Но затем я понял: на полу не осталось ни одного металлического шарика, а стена, выщербленная ураганным залпом, совершенно затянулась, и даже определить место, куда пришелся удар, представлялось невозможным.
– И куда это все делось?
– Представления не имею, – пожал плечами Мотт, – не обратил как-то внимания. Захотел вот полюбоваться шариком, а ни одного не нашел. Но вот, что я понял, так это то, что если бы все оставалось на своих местах, стены давно рухнули, а нам пришлось брести по колено в металлической гальке.
– Есть причины для стрельбы?
– Еще какие. Ты змей боишься?
– Нет.
– Ах да, на тебя наверняка яд не действует.
– Не действует, – подтвердил я.
– Но вот эту бы испугался. Проползла тут… толщиной – мне по плечо, длину даже измерить нельзя, глаза – с мою голову. Думал – все, отбегался по свету Мотт Малыш. Оказалось, нет, есть еще времечко. Глаза у тебя закрыты, да вдруг засветились, словно свечки внутри зажглись. Ярче, ярче, и глазом моргнуть не успел – окружил тебя пузырь, вроде того, что дети из мыла запускают. Красивый такой, переливчатый. Я думать не стал, и к тебе, в этот пузырь. Боялся, что порву его, или наоборот, не пропустит он меня. Нет – влез внутрь и даже ничего не почувствовал. А змея ползет, быстро ползет, в нашу сторону вроде зыркнула, это когда я стоял, а когда в пузыре оказался, то интерес всякий потеряла. Думаю я, невидимые мы для нее стали. Могу только сказать, что страху натерпелся столько, сколько за всю жизнь не знал.
Надо же! Оказывается, мои способности куда шире, чем я предполагал. Интересно, они всегда были со мной, просто никак не проявляясь, или же это что-то новообретенное. Сам я действительно ощущал нечто необычное после встречи с Владетелем, но списывал это на счет эмоционального подъема. А эмоции, значит не причем… Возможно, именно это встреча сыграла роль спускового крючка, освободив дремавшие силы. Каких еще неожиданностей ждать?
Мотт нервно оглянулся.
– Нам следует поспешить. Есть подозрение, что даже герои нуждаются в воде и пище. К тому же не уверен, что следующая встреча с подобным милым созданием закончится так же благополучно.
Зря он это сказал. Сильнейшая спазма снова скрутила желудок.
– Как жрать охота, – пожаловался я, – кажется, эту змею догнал бы и съел, прямо в сыром виде.
– Возможно, такой случай еще представиться. А теперь надо идти.
Примерно через час я смог передвигаться, не опираясь на плечо Мотта. Сам он всю дорогу сосредоточенно молчал, внимательно прислушиваясь к посторонним звукам, а я предавался размышлениям о загадке Древних.
Могучие они были, ничего тут не скажешь. Надо же, какие переходы построили, да к тому же глубоко под землей, машины смертоносные. Мастера – тоже, скорее всего, из Древних. Сколько знали и умели, а ведь сгинули бесследно. Может, конечно, живут где-то в Лабиринте, но ведь подземелье никак не сравнится с ясным солнцем. Захоти они выйти на поверхность – никакие легионы Владетеля их не остановят. Достаточно будет одной такой машины. Я никак не мог избавиться от ощущения, что Древние где-то рядом, затаились и наблюдают, ждут чего-то. А время придет – проявятся во всей красе. Что там сказано в книге Махо-Нэро, второго пророка, ниспосланного Создателем? 'И узнаете вы силы великие, и спустится небо на землю, и раскроются недра земные…' Как-то так.
А если подумать, то и сам я вроде этой машины – плод искусства и умения Древних. Только смастерили меня не из металла, а из плоти человеческой. Себя я всегда считал нормальным человеком, не слишком существенно отличающимся от всех прочих. Я быстр, силен и искусен в сражении – но вы бы посмотрели, что вытворяют мастера Южного боя. Они совершенствуют тело и оттачивают технику, силу и скорость до такой степени, что совершаемые ими упражнения кажутся настоящим чудом. Чего стоит известный трюк – забивание огромного гвоздя в толстенную доску голой ладонью. Сомневаюсь, что смогу повторить что-то подобное.
Я привык оценивать свои способности с точки зрения материальной. Из памяти были стерты почти все воспоминания о пребывании в Башне Мастеров – я предполагал, что таким образом они сохраняли секрет тренировок. Даже способность покидать тело и отправляться в полет в виде бесплотного духа может иметь вполне практическое объяснение – на мой взгляд, это ни что иное как картина, рисуемая воображением на основании неосознанного анализа огромного количества сохраняемых в памяти мелочей.
