то, чем и как

они на эту жизнь зарабатывают…

Но от смятения полнейшего из-за тирады замполита эта мысль… ну, буквально «вывалилась» из меня в форме, отчеканенной за век до того классиком марксизма и, как оказалось, прочно въевшейся мне в мозги на занятиях по «ист-мату», историческому материализму [33]:

– Ты что, не согласен, что «бытие определяет сознание»?

БЫТИЕ – ОПРЕДЕЛЯЕТ – СОЗНАНИЕ

Гранитность этой формулы нависла над нами…

Воцарилась тишина… Все пытались как-то свести всё это в кучу: нежданно-негаданно оказавшиеся рядом вершины (они же глубины) диалектики материализма-и нашу вечернюю чернобыльскую палатку за 35 километров от раскуроченного атомного реактора; предыдущую жизнь – и год от Рождества Христова 1986-й…

…В том, что я ляпнул, не подумав, был еще один важный оттенок. Ответ «Нет, не согласен» мог быть понят теми, для кого «чистота взглядов» – это профессия, как несогласие с «марксизмом-ленинизмом» – официальной доктриной, религией страны СССР; это почти то же самое, что публично объявить себя еретиком во времена инквизиции… Вернее, почти так это было за год до описываемого события; а за десять – так это было именно так… Но вот как с этим вопросом (точнее, ответом) было в 1986 году – и за 35 км от чернобыльской руины, – было уже непонятно: к счастью, не все новые ветры над страной были радиоактивными… Вот такой вот не очень хороший был еще один оттенок у этой многослойной паузы…

И пока все мы, публика с университетскими образованиями, как-то лихорадочно ориентировались в этом открывшемся необозримом политико-историко-географическом пространстве, с его зияющими вершинами и блистающими проломами…

…прапорщик Сирота-старший, до того лишь помалкивавший да покряхтывавший, негромко, по- стариковски ворчливо произнес…

Восемь слов.

ВОСЕМЬ простых и коротких СЛОВ,

составлявших

ОДНО ПРЕДЛОЖЕНИЕ

– повествовательное условное сложноподчиненное, -

и являвшихся

НАРОДНОЙ ПОГОВОРКОЙ

– из тех, что в книгах не встречаются

(по крайней мере, не встречались тогда).

Высотой и глубиной мудрости этот народный афоризм ничем не уступал классике марксизма…

…но при этом был настолько пронзительно, невыразимо, неотразимо сме… -

…что ВСЕ ОТ ХОХОТА ПОПАДАЛИ!!!

…Хохоча, задыхаясь, на выдохе стеная, сломавшись пополам, обхватывая живот руками – то разгибался, то падал я на лежанку – под стоны повалившихся вокруг мужиков «Оооой-ей-е-е-ей, не-е-е могу-»

Только ради одной этой фразы стоило попасть в чернобыль.

2,3 рентгена/час – В ПАЛАТКЕ!*

Курсант Р. был похож на обезьянку – небольшой, подвижный, с подвижной мордочкой, окаймленной короткой стрижкой светлых волосенок.

Когда утром, за минуту-другую до подъема, мы поднялись (чтоб подъем с его «брутальными» окриками не застал нас врасплох, теплыми и со сна еще размякшими – рефлекс «стариков») и увидели его на втором ярусе нар – это сходство было просто бьющим: сидя на корточках на своей смятой постели, он крутил в руках, рассматривал со всех сторон прибор – с отчаянием, как обезьянка в зоопарке силится понять, что ж это ей за предмет подсунули такой несъедобный…

Мы заулыбались.

Увидев наши лыбящиеся головы на уровне своего яруса, он зашептал (чтоб никого не разбудить):

– Прибор показывает – 2,300 -!!

Он как бы пульсировал между испугом и «выдержкой и хладнокровием» (будущий офицер химвойск!):

– В палатке уровень 2 рентгена 300 миллирентген в час!!!

Торчащие головы, включая и мою, весело заржали: день начался не обыденно.

– Па-а-адйом!!! – раздался первый вопль за палаткой. – П-аад-й-оом! адйооом! йоооом! йом! – покатилось по лагерю.

– 2,300, говоришь? – полюбопытствовала одна стриженая голова.

– Многовато, – серьезно-сокрушенно повращалась другая.

– Правду говорят, улучшается-таки радиационная обстановка, – возразила ей третья.

– И не говори! Улучшается, – согласилась с ней первая.

Р. с парализованной мимикой – только глаза зыркают – с одной головы на другую: «Что они несут? – крыша поехала… – чокнутые – В ПАЛАТКЕ 2,300!!! Всю ночь??!!»

А палатка – это была уже большая зимняя утепленная, в двух таких вся наша рота – сотня человек – умещалась, – палатка оживала: в ней вставали, покряхтывали, поглядывали в маленькие окошки в брезенте – что день грядущий нам готовит? – какая погода на улице? – поругиваясь, чтоб взбодриться, переговариваясь, все как обычно…

– В ПАЛАТКЕ – 2,300!!!

– Ты ночью взрыва никакого не слышал?

Р. отрицательно замотал головой, напряженно следя за нами:

– Не, не слышал.

– Ну, тогда все в порядке.

– Чтоб у нас, за 35 километров от АЭС – да еще в помещении, – уровень поднялся до РЕНТГЕН – не миллирентген! – в час… Для этого надо, чтоб уцелевшие энергоблоки АЭС в воздух высадили.

– Ну, по крайней мере один.

– И еще ветер в нашу сторону оказался…

– А мы по розе ветров в самом почти благополучном от АЭС направлении – в южном.

Р. недоверчиво переводил взгляд с лица на лицо.

– Ну подумай сам, у нас же обычно в палатке 0,2 миллирентгена (тысячных рентгена!) в час! Ей же надо откуда-то – в таком количестве! – взяться…

– А радиационная обстановка таки здорово улучшилась, – умозаключила одна из голов, направляясь в центральный проход. – За ночь на целый рентген упала…

– Когда он вчера на разведке сломался – 3,300 показывал, – разъяснила, наконец, последняя голова, ускользая: отцы-командиры заспешили к выходу – в сортир, а то набьется там народу…

Напряжение покинуло позу курсанта Р.

…– Слышь, а идея классная… Нужно будет ротного разыграть…

– Ага, чтоб он насчет ремонта почесался…

– А то скоро на разведку не с чем будет ездить – последние приборы поломаются…

Классика!

На входе в аптеку в Чернобыле с удивлением обнаруживаю прикрепленный к стеклу плакат – почти

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату