Техника безопасности для родителей детей нового времени

стремясь в ответ рассказать о своем. Гуляя, мы долго разговаривали о танцах, балете. А по­том она призналась, что нарочно провоцирует своим поведе­нием окружающих на негативную оценку и даже агрессию, пытаясь привлечь к себе внимание.

Странно, она получает такое количество однотипных за­мечаний, что правильное поведение могло бы уже перейти в условный рефлекс, однако она продолжает делать одни и те же «ошибки», заранее зная реакцию взрослых. Возможна та­кая цепь умозаключений: я знаю себе цену — окружающие меня недооценивают — я сделаю вид, что я никчемная дура, раз вам так угодно — чувство жалости к себе, которое оттеня­ет сладостное ощущение непризнанности, исключительнос­ти и непонятности. Может, это не такое уж случайное совпа­дение, что в спектакле именно ей так удалась роль Золушки — она и в жизни классическая «золушка» с потребностью в постоянном «гонении» для поддержания внутреннего состо­яния обиды. В отличие от всех остальных приемных девочек в семье Синди почти никогда не старается отстоять себя или доказать свою правоту. Почему? Может быть, она в этот мо­мент получает то, что ей нужно? Однако в творчестве (театр, игра на музыкальных инструментах), когда Синди забывает о своей роли, она полна энтузиазма, открыта, перестает про­воцировать.

Вывод: постоянно реализуется одна и та же схема, и воз­можность выхода из нее — в получении подтверждения ее уникальности другими способами и в других ситуациях.

Когда Синди исполнилось двенадцать, она вдруг осозна­ла, что имеет право вести себя так, как ей хочется. Для нее это был важный шаг в плане освоения окружающего Мира-общества и себя в этом мире. Но процесс протекал в очень неудобных для окружающих формах. Так, она перестала учить уроки, стала дерзить приемной маме и сестрам, кото­рые к тому же учатся с ней в одном классе. (До этого она скрывала свою неприязнь за маской смирения.)

На выборах в Малый совет даже не проголосовала ни за одну из двух подруг.

После очередной двойки и конфликта во время дежурс­тва на кухне пришла в истерике: «Все гады! Меня никто не лю­бит!» Наставнику Маше пришлось отвести ее в ванную и буквально отливать водой, чтобы к девочке вернулась спо­собность рассуждать здраво.

Зато тут же и произошел разговор по душам, возможно, первый откровенный разговор, на который отважилась Син­ди за время пребывания в Китеже.

Очень краткий конспект:

— Чего ревешь?

— Меня никто не любит!!!

— Кого ты любишь?

— Никого. Я никого не люблю, оставьте меня в покое.

— Почему ты не любишь тех, кто, по сути, стали твоими сестрами?

— Настю не люблю за силу. Она меня давит. Галю не люблю за маму.

— За то, что ее мама больше любит? Ты думаешь, если Га­ли вообще не будет в вашей семье, то мама будет больше тебя любить?

Утвердительный кивок.

— А как ты можешь поверить, что тебя любят? Что мы должны делать?

— Не заставлять меня мыть посуду, полы, не сажать за уроки!

— Но это смешно. Мы потому и сажаем тебя за уроки, что нам не все равно, какое будущее тебя ожидает. А полы и я мою, и твоя мама, и все девчонки. Полы имеют отношение к микро­бам, а не к любви. Тебя полюбят, если полюбишь ты.

— Я не понимаю. Зачем мне это нужно?

— А нас ты любишь?

— Нет. (честность и искренность).

— Чего больше всего боятся люди?

— Не знаю.

— Одиночества.

— А вот если бы меня увезла в Москву предыдущая мама, то мне было бы там хорошо.

— Ты убегаешь от трудностей. И прошлую маму ты не пы­талась сохранить. Ты же сама пришла в эту семью и попроси­ла, чтоб тебя приняли в нее. Чего теперь будем делать, Синди?

— Меняться (с выражением раскаяния).

Вот тут очень важный момент. Наставник должен опре­делить, продолжает ли девочка манипулировать или у нее появилось «нерушимое намерение», которое может стать мо­тивом для действий. В данном случае Маша не поверила в искренность Синди. И правильно сделала.

— Почему ты, получив у меня на уроке двойку, на перемене подошла ко мне обниматься?

— Я надеялась, что ты забудешь о нашей размолвке.

— Но ведь это тоже ложь. Ты сама себе противна, когда тебе приходится врать нам, и нас ненавидишь.

— Угу.

— Что делать будем?

— Я хочу поменяться (тихо).

— И постарайся осознать, что мир, как зеркало, просто отражает тебя, твои поступки. Чтоб жить в душевном ком­форте, надо любить и понимать окружающих.

— Я буду стараться…

Вот только теперь, по сути, на шестой год ее пребывания в Китеже, Синди начала заключать новые договоры со взрос­лыми, то есть позволила нам влиять на свой Образ Мира. Что подтолкнуло ее к этому? Рост уверенности в своих силах, по­явившаяся привычка обсуждать свои взгляды на жизнь со взрослыми, заслужившими ее доверие. И, в не меньшей сте­пени, растущая уверенность в том, что старая модель взаимо­отношений с окружающими не выполняет своих функций.

ТРАНСФОРМАЦИЯ

Чего мы пытаемся добиться, мучая подростка беседами о любви и доверии к ближним?

Мы хотим помочь ему стереть старые программы, кото­рые обрекают на прозябание в «злом мире», научить не воз­вращаться в старые, привычные состояния страха, обиды, злости, которые утвердились в файлах памяти.

Поневоле хочется провести аналогию с ошибками про­граммы и вирусами, которые со временем накапливаются в компьютере и приводят к сбоям в работе. Человек в отличие от компьютера способен сам вносить изменения в свою про­грамму, вернее, если говорить языком компьютерщиков, са­мостоятельно чистить себя от вирусов, которые накаплива­ются в процессе эксплуатации, то есть накопления жизнен­ ного опыта.

Здесь от подростка требуется решимость. «Нерушимое намерение» меняться может принять только он сам. Трудно и больно расставаться со своим старым Образом Мира, но еще больнее сохранять его, если он уже перестал помогать хозяину решать жизненные задачи. Но, даже когда решение меняться уже принято, остается проблема, где взять для это­го силы.

Юноша 16 лет вспоминает детство:

«Я чувствовал, что мне хочется уйти, скрыться от всех, рыдать, но ком стоял в горле… Я чувствовал потерю сил. Люди вокруг — надо общаться, а на общение нет сил».

Энергия для трансформации скрыта в человеке. Когда у нас хорошее самочувствие, ничто не гнетет, думается легко — мы готовы решать мировые проблемы; когда нас донимает телесная боль или мучает