поведения с до­черью. Кира стала больше усилий затрачивать на «строитель­ство» отношений, и это сразу сказалось на улучшении обще­го психологического фона в семье и школе. Главное ее от­крытие состояло в том, что этот процесс вполне управляем и зависит от ее воли и понимания.

История Вани

Ваня оказался под моим кровом в 12 лет. Он учил уроки, помогал по дому, был вежлив и даже, до определенной сте­пени, честен и открыт. Он часто рассуждал с нами о своем будущем, делился мнением об окружающих, ему нравились многие книги из тех, что нравились и мне.

Воспоминания Вани:

— У меня все в детстве было плохим (с улыбкой), а особен­ного ничего не было. В детском саду в пять лет мы все были раз­делены на две группы. В нашей группе был парень Рома, он пос­тоянно на меня нарывался. И был еще один, самый здоровый, Андрей Костырев. И он однажды ко мне пришел и сказал: те­перь я буду за тебя. А его группа была круче. Ну, думаю, хорошо, все теперь наладится. А он ко мне на другой день подошел и как даст мне в лобешник. Посмеялся.

А потом человек пять, которые меня не любили, притащи­ли меня в беседку — там и Рома был, и Андрей тот — поизде­ваться хотели. Но за меня девчонки заступились. Девчонки бы­ли старше и всех пацанов отлупили.

Я на самом деле это все забыл. Только теперь в Китеже вспомнил.

Мы там все время дрались, мы били друг друга игрушками, благо пластмассовыми.

Другой у меня друг был в семь лет. Тот вместе со мной ук­рал у соседей мяч, а потом прорезал его ножом, чтоб никто другой не смог им пользоваться. Я на него кинулся, а он больше меня был и скинул меня, как блоху с собаки… Так я его и не из­бил. Но сейчас я видел его в Туле. Ему 17 лет, он учится в 7-м классе, в общем, полный дурак.

Тогда же я видел, как один мужик другому пропорол живот ножом. Не поладили… Кровь на асфальте.

Еще одна тетка-бизнесмен сожгла доллары и выбросилась с балкона. Разбилась, а обгоревшие доллары летали…

— Что ты тогда думал про мир?

— Я думал, что я самый крутой. (!) Я самого себя так успо­каивал. Я знал, что если не смогу украсть деньги или выпро­сить, то мне хана, умру голодным. С друзьями надо жить в ми­ре, иначе не помогут. Красть хорошо, и вовремя удрать от пья­ного деда тоже хорошо.

Взрослея, обретая способность управлять самим собой и отслеживать себя, подросток, тем не менее, часто не волен противостоять накопленному в детстве опыту. Разум, стал­киваясь с болью или опасностью, отбрасывает ребенка, в те состояния сознания, которые легли в нижние слои памяти в раннем возрасте.

Например, Ваня в 15 лет избегал близко общаться и с де­тьми, и со взрослыми — опыт научил не доверять и бояться. Высокий, физически крепкий юноша сохранил какую-то глубинную детскость суждений. На педсовете он высказал взрослым свои обиды на учительницу биологии: «Раз она мне поставила '2', значит, не любит», «взрослые нас эксплуатиру­ют и не уважают», «вы сами объяснили нам, что мы свободные личности, так что ж теперь понукаете».

Он практически бессознательно пытается расширить границы своего «общественного тела», но поскольку привык полагаться только на личный опыт, ставит эксперименты на окружающих: «Если я вот так поступлю, что ты со мной сде­лаешь, а если я вот это скажу, тебе будет больно?» Таким способом границы общественного тела проверяют обычно пятилетние дети. Они расширяют свои притязания, когда их собственное «Я» упирается в невидимые запреты, границы чужого личного пространства.

Взрослые умеют видеть это пространство, а Ваня не на­учился различать его. Поэтому там, где можно просто дотро­нуться, Ваня ударяет, словно вновь пробуя, где горячее, а где холодное. Собственно, у него при сохранившемся недоверии к тем, кто старше и опытнее, и нет другого способа познать мир отношений. Десятилетний ребенок с готовностью вы­полняет любые просьбы учителя, 15-летний Ваня в ответ на просьбу учительницы начинает размышлять, не умаляет ли эта просьба его мужское достоинство.

Между детьми и взрослыми существует множество дого­воров. Пусть вы никогда и не давали никаких обещаний друг другу, но эти договоры как бы подразумеваются тем, что вы находитесь в одной культурной среде. Свое представление о том, как должны себя вести взрослые — учителя и родители, нынешняя молодежь может почерпнуть из западных филь­мов, рассказов одноклассников, фантастической или детек­ тивной литературы. Самое печальное, что вы сами можете даже не догадываться о тех ожиданиях, которые на вас возла­гаются. Вот почему всегда лучше спросить, выяснить, попы­таться распознать.

Вопрос справедливости — центральный вопрос любого детского коллектива.

После Ваниного выступления на педсовете я, приемный отец, получил подтверждение тому, о чем давно догадывал­ся: улыбка хорошего мальчика — просто привычная маска, личина. Как только мы начинаем разбираться с его внутрен­ним миром, помогаем ему самому в первых попытках реф­лексии, оказывается, что за улыбкой скрывается и страх пе­ред любыми взрослыми, и рефлекторное стремление защи­титься. Взросление и попытки заглянуть в себя увеличили остроту боли. Пытаясь компенсировать ее, Ваня стал выдви­гать все больше претензий к окружающим. Разумеется, окру­жающие от этого не менялись, но каждое столкновение, пусть даже тайное, происшедшее в мозгу Вани, множило ко­личество обид. Можно сказать, что взросление принесло много новых ожиданий, которым окружающий мир не соот­ ветствовал. Ваня страдал, впадал в депрессию или наоборот — начинал рьяно требовать уважения к своей личности. При этом он видел, что другие сверстники уже строят отношения со взрослыми: ходят на чай, ведут душевные беседы о жизни, о будущем, поднимают таким образом свой авторитет.

«Я сейчас часто себя в детстве вспоминаю. Когда был ма­леньким, часто пел, концерты в детдоме, взрослые хвалили. Я прямо чувствовал, как моя душа куда-то тянется. Может, это нервы, как провода с током, торчали наружу. А потом мне по ним бить стали, и я петь перестал. И провода убрал. Вот думаю, хорошо бы такую профессию, чтоб одному быть, чтоб ни с кем не общаться».

Итак, Ваня, войдя в мою семью и демонстрируя полную лояльность, по сути, закапсулировал себя, превратил в ку­колку до лучших времен. Если бы я не тревожил его, понем­ногу размягчая его защитный панцирь и подводя к осозна­ниям, то он бы так и вышел в мир взрослым дядей с детским Образом Мира.

Если вы уже вошли в конфликт со своими детьми, то не надейтесь, что время залечит. Помните: юноша или девушка продолжают из года в год мерить все происходящее на свой аршин, не желая отказываться от прошлых установок и, всег­да находя подтверждение своим негативным взглядам на мир в словах или поступках окружающих. «Ты мне не купила эту помаду, значит, ты меня не любишь».

Грустное наблюдение: любой совет мои приемные маль­чики воспринимают недоверчиво, через внутреннее сопро­тивление. Это значит, что прослойка недоверия остается. А выражаться она у моих ребят может даже в преданном вы­ражении лица или готовности убрать всю комнату. Мне пот­ребовалось года два на то, чтобы научить их не бояться об­суждать со мной спорные вопросы. Мне не нужно беспре­ кословное подчинение. Трение необходимо, чтобы шестеренки зацеплялись. А трение — это умение сформули­ровать и вежливо выразить претензии и ожидания. Ребенок должен быть способен на это. Родителю стоит терпеть, вы­слушивать и временами соглашаться. Но растущая личность в свою очередь должна понять, что и она должна выслуши­вать вас без обиды. Легко это не давалось никому.

Даже на основе этих примеров вы можете сделать общий вывод, что нет универсального алгоритма терапии. Каждый ре­бенок развивается по индивидуальной траектории. Есть только общие закономерности, выяснение которых облегчит понима­ние происходящего. Но выбирать момент и силу воздействия вам предстоит самим. И выбор делается только на основе ва­шей интуиции, эмпатии, знаний и опыта.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату