заскрипели. Ужин прошел ужасно; время, проведенное в спальне Дианы, показалось ему раем; одному Богу известно, что принесут ему следующие несколько минут.
Диана начала расхаживать по комнате.
— С самого нашего приезда поведение миссис Прескотт показалось мне весьма необычным. Помните, она не стала ждать нас на крыльце, а ушла в дом. После, когда мы вошли в холл, она сбежала навстречу по лестнице, и лицо у нее раскраснелось от напряжения. Я сразу подумала, что она помнила о каком-то срочном деле…
— Да, верно.
— Тогда я еще подумала, раз вас с ней связывают… какие-то отношения…
— Нас с ней ничего не связывало!
— Конечно, — ответила Диана, слегка озадаченная новой вспышкой Гейбриела. — Вначале я решила что, увидев вас, миссис Прескотт просто растерялась, но, все обдумав, я склонна приписать ее смущение другому. Я полагаю, увидев нас, она пожаловала к вашей матушке и дала ей очередную дозу лекарства.
— Может быть, так и надо?
— Тогда остается лишь восхищаться преданностью миссис Прескотт своей пациентке! Она не забывает о своем долге даже при сильном потрясении! — Диана не скрывала насмешки. Обычно она склонна была снисходительно относиться к чужим остаткам и искала в других только хорошее. Но, как она ни старалась, она не могла найти ничего хорошего в миссис Прескотт.
Гейбриел зловеще прищурился:
— Следовательно, вы полагаете, что она дала лекарство моей матери по другой причине?
— Да… я так полагаю.
— Не сомневаюсь, сейчас вы назовете мне эту причину, — протянул он, видя, что она замялась. Диана заговорила:
— Поведение миссис Прескотт не показалось бы мне таким странным, если бы не ее речи за ужином, вначале заверив нас, что ваша матушка вовсе не так серьезно больна, как вы предположили, и ей не требуются заботы врача и сиделки, она вдруг заявила, что ваша матушка так слаба, что не вынесет путешествия в карете! Два эти утверждения прямо противоречат друг другу. Не желая позволять своему воображению слишком разыгрываться в поисках возможных причин такого противоречия, я попросила разрешения ненадолго покинуть столовую под тем предлогом, что мне понадобился платок. На самом же деле мне хотелось самой посмотреть, каково состояние здоровья вашей матушки. — Она поджала губы. — Надеюсь, вы помните, что первые признаки волнения за ужином миссис Прескотт выказала, когда вы сказали, что все же нашли время и навестили матушку в ее комнатах?
— Да, припоминаю, — кивнул Гейбриел.
— Я склонна считать, что ваша матушка не просыпалась, пока вы были у нее, потому что ее предварительно специально одурманили огромной дозой лауданума!
— Но для чего? — пылко спросил Гейбриел.
— Наверное, для того, чтобы ваша, матушка не проснулась в то время, когда вы зайдете ее проведать!
Гейбриел побледнел. Постепенно он начал понимать, на чем основаны подозрения Дианы. И его собственные мысли мало-помалу приходили в порядок.
Он вспомнил, что шесть лет назад, после смерти отца, когда он написал матери и попросил разрешения навестить ее, дядя с женой уже жили в Фолкнер-Мэнор. Теперь он сомневался и в том, что его мать получила то письмо…
В письме Элис Бриттон, полученном три дня назад, недвусмысленно утверждалось, что матушка очень соскучилась по нему и уже давно хочет с ним повидаться… Чрезвычайно подозрительно и поведение Чарльза! Почему он четыре месяца назад уволил доктора и сиделку? В результате его мать осталась совершенно одна во власти Прескоттов.
У Дианы сжалось сердце, когда она по изменившемуся выражению лица жениха поняла, как сильно задели его ее разоблачения.
— Простите меня, Гейбриел…
— Вам совершенно не за что просить прощение, — возразил он.
Может быть, и так, но она не испытывала никакой радости, делясь с ним своими выводами. Особенно потому, что ее разоблачения как будто вернули к жизни того холодного, замкнутого человека, каким запомнила Гейбриела по их самой первой встрече.
— Предположив, что ваша матушка спала во время вашего первого посещения, потому что миссис Прескотт успела дать ей дозу лауданума, я пришла к одному выводу. По опыту я знаю: в таком случае вечером необходимо дать пациенту еще одну порцию настойки, дабы его сон не прерывался, — негромко продолжала она. — Я приставила к вашей матушке свою горничную, приказав ей запереться и никого не пускать…
Гейбриел судорожно вздохнул:
— Неужели Дженнифер рассчитывала, что ей удастся держать мою мать в одурманенном состоянии все время, которое мы здесь пробудем?
— Она думала продержаться лишь до возвращения из Лондона вашего дяди, — ответила Диана. — Далее миссис Прескотт надеялась возложить на него всю ответственность за происходящее в этом доме!
Гейбриел фыркнул:
— Уверяю вас, Чарльзу со мной не тягаться!
В последнем Диана нисколько не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что Гейбриел сумел бы и сам понять, какая опасность нависла над его матерью, если бы не был так взволнован приездом в Фолкнер-Мэнор. Если бы на его умственные способности не повлияла встреча с Дженнифер Прескотт…
Она сокрушенно улыбнулась:
— Но сейчас, по-моему, все сказанное мною уже утратило смысл!
— Почему? — насторожился Гейбриел.
Она пожала плечами:
— Миссис Прескотт прекрасно понимает: как только ваша матушка очнется от своего забытья, мы тут же узнаем, как она жила последние шесть лет.
Вдруг он встревожился:
— Вы серьезно полагаете, что все это время моей матери лгали, что ее обманывали? Выходит, последние четыре месяца ее и вовсе держали в собственном доме практически как пленницу?
— Думаю, этого исключать нельзя, — осторожно ответила Диана.
— Какую же цель они преследовали? — Гейбриел беспокойно переминался с ноги на ногу. — Что произошло четыре месяца назад? Из-за чего ее положение так резко переменилось?
— На ваш вопрос способны ответить лишь ваш дядя и его жена…
— Может быть, у вас тоже имеются какие-то предположения?
Она невольно поежилась от резкости его голоса.
— Да, имеются.
— Так я и думал. — Он тяжело вздохнул.
— Очевидно, Чарльз и его жена за шесть лет привыкли жить здесь в качестве гостей вашей матушки; им наверняка нравилось их уютное существование и привилегированное положение. Кроме того, вы сами говорили, что ваш дядюшка — азартный игрок, что за долги у него отобрали дом…
— Да, так и есть.
— Так, может быть, в этом и кроется истина? Ваш дядя наделал еще больше долгов и стремился выжать как можно больше из капиталов вашей матушки… Нет, Гейбриел, я не знаю наверняка, что стряслось четыре месяца назад. — Словно извиняясь, Диана развела руками. — Могу лишь поделиться с вами своими подозрениями… Если я окажусь не права, то охотно попрошу прощения у всех заинтересованных лиц.
— Боюсь, что вы правы, — сухо и решительно возразил он, лицо его сделалось по-настоящему жестким.
— Мы не можем быть уверены…
