- Это сказка? Ты сама придумала?
- Это древнегреческие мифы, дурачок.
- Ну, тогда это не у нас, нечего боятся, - облегченно вздохнул Сэм.
- Парки-то может и не у нас, а смерть? - я перешла на шепот. – Мне кажется, Она ходит за мной по пятам. Иногда я даже чувствую её дыхание. И оно – ледяное.
- Да ну? – мне показалось, что Сэм даже испугался. – И сейчас чувствуешь?
- Нет, - засмеялась я, - сейчас не чувствую. Ведь рядом со мной – ты. Ты мой брат, мой защитник.
Я крепче прижалась к его плечу.
- Тогда ладно, - облегченно вздохнул Сэм.
Но я не унималась.
- Понимаешь, Сэм, мне кажется, что во всем должен быть смысл, связи причины и следствия. И я постоянно их ищу.
- Чего ищешь? – не понял Сэм.
- Смысл я ищу во всем. Мне обязательно надо знать, зачем что-то происходит.
- Чудная ты какая-то, - задумчиво протянул Сэм.
- Это плохо?
- Не знаю, - честно ответил Сэм. – С тобой вообще всё как-то по другому. Со мной никто так не разговаривал, как ты. Как будто с человеком.
- Но ты и есть человек, Сэм!
- Я ещё ребенок, - сказал Сэм, но как-то неуверенно.
- Брось, Сэмми, ты уже – человек. Ты – великий человек! А великих людей от обычных отличают их поступки. Ты спас нас от смерти. Разве это не поступок?
Сэм смутился:
- Это случайно вышло. Один раз.
- Тебя уже никто не зовет Сэм-Беда.
- Это потому, что ты рядом.
- Это потому, что ты сам становишься другим.
Сэм задумался и сидел совсем неподвижно и только в его черных глазах отражались огненные блики нашего костра.
17. Нападение
Зима на Аляске оказалась почти такой же, как в Нью-Йорке, зря я боялась морозов. Вот только снега было больше и почти постоянно дул ветер. Зато горы и холмы так сверкали на солнце своей белизной, что и на сердце становилось легко и спокойно и все наши беды, преследования казалось укрыты этой чистотой и не вернуться больше в нашу жизнь никогда.
В Уналашке все были, как на ладони. Все четыре тысячи жителей, считая алеутов из деревни. Чужаков было мало, в основном - туристы. Обычно они прилетали на самолете, жили в гостинице на берегу, ловили рыбу, делали фотографии и снова улетали. Я совсем успокоилась - наркокартель больше не преследовал нас.
На дорогах снег убирали, поэтому наша с Сэмом велосипедная эпопея продолжалась. С топливом на острове было не очень, его экономили, поэтому велосипеды оказались самым лучшим транспортом.
В Новогодние праздники в Уналашке должен был состояться концерт. На острове было много разных вероисповеданий, поэтому к католическому Рождеству этот праздник не привязывали. В концерте участвовали ученики школы, их родители, «методические» сестры и община алеутов.
Нил Найколайски вместе с такими же, как он потомками первых поселенцев, пели несколько старинных русских песен. Песни были без музыкального сопровождения, но голоса певцов так красиво расходились и сочетались, что мне показалось это куда интереснее, чем пение под гитару или синтезатор. В русских песнях чувствовалась какая-то сила и мощь, как в океане. Он накатывала, крепла, а потом растворялась в акустике зала и отражалась тихим и сдержанным:
- Бомм... Бомм...
Так звонят колокола.
Песня называлась «Вечерний звон», но я поняла бы это и без перевода. Мне представились моряки в океане, затянутом пеленой тумана. Они не видят пути, но вдруг вдали раздается: «Бом, бом…» - это звонит колокол их церкви. Значит они рядом с домом. И не потерялись в огромном океане. И у моряков на суровых лицах выступают слезы…
У меня тоже выступили слезы, и после я так отчаянно аплодировала, что отбила ладони. Выступление Нила Найколайски мне ужас как понравилось.
Сама я должна была танцевать полинезийский танец. Мама сделала мне костюм: юбочку словно из банановых листьев, разноцветный топик и гирлянды цветов. Она смастерила их из обрезков шелка, проволоки и бумаги. Я действительно стала похожа на туземку, только кожа у меня была не такая шоколадная. Два мальчика моих лет, чьи родители были с южных островов, хоть и не из Полинезии, тоже участвовали в моём номере. Они играли на барабанах. Перед самым выходом я выглянула из-за занавеса. Мама сидела в первом ряду, а папы почему-то не было. Меня кольнула тревога. Папочка никогда не пропускал мои выступления, даже если я просто стояла на сцене, в толпе детей и изображала, что пою.
Сэм сразу уловил моё настроение.
- Что с тобой? - спросил он. – Боишься?
- Папы нет, - ответила я и поёжилась, как от холода.
- Сейчас, я мигом! – и Сэм, сорвавшись с места, бросился к выходу.
Несколько минут спустя объявили мой номер. Я танцевала, как в тумане, а когда закончила и все стали аплодировать ушла за сцену и не вышла на поклон. Забыла. Впрочем, мы это и не репетировали, только сам танец. Слезы навернулись у меня на глаза: папы до сих пор не было. И тут я увидела взволнованное лицо Сэма. Он мельком глянул на меня, вылетел на сцену и завопил:
- Нападение! В Датч-Харборе – пожар! Бандиты хотят взорвать порт!
У меня упало сердце: в Датч-Харборе в одном из ангаров стояла наша «Ника». Я уже не видела, как мужчины рванули к выходу (почти у всех было имущество в Датч-Харборе), как кто-то из спасателей связывался по рации с полицией, как откуда-то возникло оружие, и машины, плотно набитые людьми, не жалея топлива рванули в порт. Я не видела этого потому, что прямо в своём полинезийском костюмчике и босиком, вскочила на велосипед Сэма, брошенный у входа, и помчалась с горы прямо в Датч-Харбор.
Я прилетела к нашему ангару вместе с полицией. Возле ангара я увидела незнакомых людей. Они вели себя, как хозяева и были вооружены. Полиция и парни из береговой охраны тоже были вооружены. Но никто не стрелял. Вокруг пахло соляркой: весь ангар снаружи и внутри был облит ею. И «Ника» тоже. И папа. Он стоял на улице, бледный и мокрый с руками за спиной.
- Папочка! - закричала я, подбежала и обняла его, несмотря на тошнотный запах солярки. Папа продолжал держать руки за спиной, и тут только я поняла, что они связаны. Я силилась развязать веревку, но узлы были тугие, к тому же мокрые.
Пока я дергала веревку, к парням из береговой охраны подтянулись рыбаки и докеры, матросы и судовладельцы. Нас окружала целая толпа. И тут оказалось, что мы с папой стоим в кольце бандитов.
- Отпустите заложников и сдавайтесь! – кричал шеф местной полиции.
- Освободите нам проход к вертолету! – в свою очередь выкрикивали бандиты.
Не знаю, чем бы кончилось это противостояние, как вдруг нас всех сбил с ног удар ледяной волны. Крик застрял у меня в горле. Последнее, что я слышала, это беспорядочные выстрелы.
Проболела я две недели. Первые два дня я вовсе не могла говорить и жутко испугалась, что голос ко
