гости «Ники» выпивали, я безвылазно сидела в своей каюте. Отца я видела пьяным лишь однажды, на Маврикии. Пьяных женщин, а тем более старух, я не видела вовсе. Одолевая Ремарка, я представляла себе это отвратительное зрелище: пьяную танцующую Дину и уже не могла читать дальше. Но в этот раз я перевалила через неё, только чтобы не думать о Сэме и Джастине.
Поначалу меня очень шокировало то, что все в этом романе пьют ром. Постоянно. Даже Пат. Но постепенно я стала понимать: они не идеальные потому, что живые. Они пьют ром, и выделываются друг перед другом, и не верят, и не понимают своих чувств потому, что настоящие. А идеальный Дик Сэнд, пятнадцатилетний капитан и кумир моего детства – придуманный. Таких как он, не бывает. Его придумал Жюль Верн, а я придумала себе Джастина, свою первую любовь.
Когда мы подходили к материку, я уже прочитала «Три товарища» несколько раз и ходила, не расставаясь с книгой, заглядывая туда всякий раз, когда надо было вытеснить из памяти Джей-Эйча. Я хваталась за книгу, как верующий хватается за библию в минуту искушения или отчаянья.
Так, с книгой в руке, на палубе «Ники» и застал меня очередной вечер в Ситке.
Я очень боялась, что мы останемся в Ситке навсегда, но родителям ничего не говорила. Им хватило и моей истерики в Уналашке: «Куда угодно, только отсюда!» Я смотрела на город и куталась в теплый плед. Отчего последнее время меня пробирает дрожь и становится зябко – никто не знал. Температура в моём организме держалась нормальная, на воздухе – было относительно тепло. Для Аляски лето выдалось даже жарким.
Папа закончил погрузку топлива, подошел ко мне, кивнул на город.
- Нравится?
Я пожала плечами, врать не хотелось.
- Мне всё равно.
- Ну, значит, двигаем дальше, - папа подмигнул мне, и от его улыбки сделалось теплее.
- Прости меня, папочка, - я бросилась к нему на шею. – Ты столько делаешь для меня, а я какая-то… бестолковая.
Папа подхватил соскользнувший плед, плотнее укутал меня, обнял, потом отстранился и сказал:
- Следующая вахта твоя, юнга. А сейчас – отдыхать, набираться сил. Утром отходим.
- Есть, капитан! – звонко отчеканила я и, не удержавшись, привстала на цыпочки и чмокнула папу в щёку.
22. Астория
Мы обосновались в устье реки Колумбия, в городке Астория, штата Орегон. Население – десять тысяч человек. Это вместе с нами. Штат Орегон встретил нас утренним туманом. Самое первое, что я увидела при входе в залив – огромный мост. Он словно бы парил, едва касаясь воды. Позже я постоянно видела его только с другой стороны и навсегда запомнила его силуэт на оранжево-красном закатном небе.
В Астории мы поселились на Харрисон-авеню. Папа договорился с хозяевами пирса и нам сдали небольшой домик, недалеко от берега. Домик был настолько крошечным, что по размеру напоминал большой гараж, но с широкими окнами. Эти окна выходили на залив и можно было наблюдать и чудный мост, и красивые закаты. Я любовалась ими всё то время, пока мы с родителями жили на Харрисон-Авеню. Но в первые дни нам было не до закатов – мы обустраивались на берегу.
Дальше шла череда хлопот: надо было записать меня в школу, арендовать автомобиль, купить новую одежду (из прошлогодней я безнадежно выросла), книги. К тому же необходимо было пополнить запасы бумаги, мелков, кисточек и красок, их никогда не бывает много. За всем этим мы отправились в Портленд.
Я помнила Портленд - курортный городок в Австралии. Он запомнился мне по левостороннему движению. После плотного автомобильного движения Нью-Йорка, к этому привыкнуть тогда было трудно. Портленд штата Орегон оказался огромным и утомил меня за пол дня. Я не любила ходить по магазинам.
«Загадка природы: райская пташка залетела к нам с Аляски» - прочитала я в еженедельном выпуске школьной газеты. Рядом с этой статьёй была моя фотография: я была заснята в прыжке, на уроке физкультуры, раскинув руки, словно и правда лечу. Фотография была классная, но я всё равно разозлилась. Посмотрела на подпись под статьёй. Она была та же, то и под фото: Джей – Эйч. Мне сразу стало скверно, словно я съела что-то нехорошее. «И здесь Джей –Эйч!» Я хотела найти его и отругать, что разместил моё фото без разрешения, но никак не могла его найти. Он неуловимо исчезал перед моим приходом. Может быть или даже наверняка, я встречала его в коридорах, но не могла узнать его в лицо. А вот меня, наоборот, все узнавали:
- О, райская пташка прилетела!
- Иди к нам, пташка с Аляски!»
- На Аляске холодно – она зимует у нас!
Так ко мне приклеилось прозвище «пташка с Аляски» или просто «Аляска»
Когда же я прочитала статью о себе, то мне захотелось просто убить этого неуловимого Джей-Эйча. Там обо мне было всё: о моих переходных баллах, о «Нике», о том, что я рисую, люблю спорт и гоняю на велосипеде. И всё это было в таких подробностях, словно я давала ему интервью. В конце концов, я пришла на собрание редакции газеты, чтобы выловить этого злодейского папарацци.
Когда все были в сборе, я задала свой вопрос:
- Кто из вас Джей-Эйч?
Старший из парней посмотрел на часы и сказал:
- Сегодня опаздывает.
И тут в кабинет вошел индеец. Настоящий. Высокий, с красновато-коричневой кожей, блестящими черными волосами и пером за ухом.
Я сглотнула. Одет он был в заношенную рыжую куртку с бахромой на рукавах и такие же штаны.
Увидев меня, он улыбнулся широкой белозубой улыбкой и протянул мне руку.
- Джо Харпер, псевдоним Джей-Эйч. А ты – райская пташка с Алеутских островов!
Я не могла прийти в себя. Я была готова увидеть какого-нибудь прыщавого зануду или очкарика - ботана, но никак не такого красивого парня да ещё и такого откровенного индейца.
- Так ты – краснокожий? – выдавила из себя я.
Внезапно в кабинете повисла напряженная тишина, словно я сказала что-то неприличное.
- Вообще-то да, – спокойно отвечал индеец. - Только об этом не принято говорить. Не толерантно, знаешь ли… «Краснокожий» – унижает человеческое достоинство. Де-юро так меня имеют право называть мои соплеменники, но даже они предпочитают называть друг друга «не-нуро» - люди.
Я была смущена и подавлена, щеки горели, словно их натерли перцем.
- Тем не менее, я тебя прощаю. Надеюсь, мы подружимся,- закончил свой монолог Джо.
- Я пойду, - пискнула я и как пробка вылетела в коридор.
Через два дня в школьной газете вышла статья о толерантности. Ни моё имя, ни имя Джо Харпера там не упоминалось, но статья была стыдной. Словно я специально унизила человека из- за цвета его кожи. Но ведь это было не так! Я всегда равно общалась и с ребятами-алеутами в Уналашке, и разно национальными детьми Гавайев, и с коричневой, как молочная шоколадка, Туа. Мне даже нравились коричневые люди. Коричневые, но не черные. Потные руки того негра, с Ямайки, зажимающие мне рот, мне не забыть никогда. Но здесь… И как у меня вырвалось это: «краснокожий»? Но ведь и Джо тоже хорош: «Я тебя прощаю!». Мог бы и не прощать. Нужно мне его прощение. «Подружимся» - на кой сдалась мне его дружба?
Очередной заголовок меня возмутил - «Странствия по четырем океанам». Статья была о моей семье. После уроков я снова пришла в редакцию.
- Почему вы печатаете не проверенную информацию? – сразу начала возмущаться я.
- Здравствуй, София! – Джо Харпер тоже оказался в редакции.
Я повернулась к нему, но здороваться не хотелось.
