которых мы начинаем ощущать присутствие Толстого, как бы слышим его дыхание, биение его сердца. Вот мы увидели девяносто томов полного собрания сочинений писателя. Их, как хорошо сказано в сценарии, в доме на Кропоткинской «целая стена». Мы посмотрим на этот кадр и услышим: «90 томов! Давайте в год внимательно изучать по тому… Сколько нам надо прожить?.. Он работал ежедневно в течение десятилетий. Говорят, умирая, находясь в забытьи, он все водил рукой поверх одеяла, будто писал…» Было ли так в действительности — трудно сказать. Но это все равно находка, это — образ, это волнует, это бесконечно приближает к нам Толстого, работавшего до последнего вдоха и оставившего нам множество своих книг!
Примечательные особенности сценария Д.Орлова состоят также в том, что он доподлинно документален, построен на многих, хорошо изученных материалах и — в точном смысле этого слова — публицистичен.
Толстой — весь в движении. Это может «схватить» и передать искусство кинематографа — самое динамичное из всех искусств…».
Сценарий был готов, принят студией и Госкино СССР, и начались съемки. А когда они закончились, обнаружилось и странное, и страшное — группа снимала не по сценарию! Как? Да как придется. Нет, что-то было снято и в согласии с литературной основой, но в основном, как это бывает, в соответствии с режиссерскими придумками, с отъездами и наездами — как без них! — с очень красивыми порой планами, но в целом на монтажном столе я увидел неорганизованный навал материала, с которым неизвестно было что делать. Но фильм-то надо было выпускать! То, что мы, то-есть киногруппа, имели, требовало нового осмысления, новой организации, а попросту говоря — нового сценария.
Им и пришлось заняться, причем в бешеном темпе, поскольку все сроки уходили. Сразу стало ясно, что для первоначальной идеи — «Мир смотрит на него» — снятого материала не хватит. Она не проходила. Значит, надо было попытатьтся вытянуть какую-то другую общую мысль. Какую? Остановились на варианте киноразмышлений вокруг темы тоже звучавшей злободневно: если в первом случае получился бы фильм о мировом значении нашего великого Льва, то теперь — о современном звучании его художественного и философского наследия. Даже интереснее! Поистине, нет худа без добра.
Каждый новый замысел требует и нового, собственного решения, я уже размышдяд выше на эту тему. В данном случае решили весь изобразительный и литературный материал распределить по отдельным главам с собственной идеей в каждой. Естественно, у фильма появилось новое название: «Лев Толстой — наш современник».
Кино — это всегда немного чудо. Чудо случилось и на этот раз: все в конце концов соединилось, улеглось, выстроилось логично и, я бы даже сказал, в некотором роде засверкало. Фильм состоялся. А некоторые его компоненты были по-настоящему хороши.
Например, виды Ясной Поляны с высоту птичьего полета. Для этого под вертолетом подвешивалась специальная люлька, в нее вместе с кинокамерой забирался оператор Евгений Небылицкий и уносился в небо. Кадры получились замечательные, посвоему уникальные. Наверняка там, наверху, у Евгения дух захватывало. Но и у нас захватывало дух, когда мы впервые увидели на экране то, что он снял.
Нечто сходное есть и у Бондарчука в «Войне и мире»: русская природа, поля сражений — с верхнего движения. Кино будто пытается передать толстовскую способность не только видеть детали, но и охватывать мир общим взглядом, одной мыслью — в распахнутых масштабах земли и неба…
По литературному сценарию предполагалось провести некоторые съемки за рубежом. Но мы были не Бондарчуки и не Герасимовы — на это нам денег не дали. Так что мы обошлись тем, что можно было получить дома. А это немало! Киноархив в Белых Столбах был изучен досконально. Даже я, хотя, казалось бы, не авторское это дело, часами просиживал за монтировочным столом, пропускал через монитор километры старой пленки.
О чем знаешь, то и ищешь. Иначе говоря: тогда находишь, когда ищешь со знанием дела.
Было известно, что где-то в архиве должен храниться немой полнометражный фильм «Оборона Севастополя». Его сняли еще в 1911 году режиссеры Гончаров и Ханжонков.
В обороне Севастополя, как известно, принимал участие молодой Лев Толстой. Причем он там отличился и был награжден орденом Анны с надписью «За храбрость» и двумя медалями.
О фильме «Оборона Севастополя» было известно, что он снимался в местах подлинных событий, причем с предельно документированной реставрацией всей обстановки. Как было его не поискать и по возможности не использовать? Нашли, конечно, посмотрели. И были вознаграждены за старание: получили кадры воистину уникальные!
Мы увидели продолжительный, тщательно отснятый эпизод, в котором показаны старики — подлинные участники Севастопольской обороны. Их оказалось довольно много. Они стоят шеренгой, по одному выходят вперед и будто приветствуют нас — своих потомков. Любой из них в молодости мог оказаться в одном окопе с Толстым…
С соответствующим закадровым текстом этот удивительный эпизод логично встал в наш фильм.
Вообще документ, реальная деталь, подлинный предмет из давно прошедшего обладают поистине волшебным свойством поворачивать вспять время. То, что действительно было, что сохранилось, будто пронзает воображение, по-особому глубоко тревожит…
В одно из посещений «Ясной Поляны» мне показали старую пролетку, ее держали в старом добротном сарае. Именно ее закладывали в тот предрассветный час, именно на ней уезжал Лев Николаевич на пару с доктором Маковицким на станцию, навсегда покидая дом. Пролетка засела в памяти и выплыла в нужный момент: я «записал» ее в сценарии, и именно она показана в фильме.
Особо следует сказать о финале картины, о последней, заключительной ее части. Финал построен на подлинной хронике похорон Толстого, всенародного с ним прощания. Эти кадры хорошо известны, множество раз демонстрировались, их всегда включают в документальные фильмы о Толстом и его времени. Что, казалось бы, можно тут добавить? Оказалось, что можно, причем очень существенное.
На этих кадрах — бесконечная череда людей, медленно движущаяся толпа, над головами плывут транспаранты, впереди на руках несут гроб. Конкретных лиц не разглядеть — масса.
Вот и подумалось: а нельзя ли приостановить движение, в стоп-кадре укрупнить отдельные лица и фигуры? Ведь это так важно — разглядеть тех, кто шел тогда за гробом! Толстого хоронила вся Россия, это так, но можно ли приблизить хотя бы некоторых из того траурного шествия? Можно ли увидеть ту Россию, как говорится, в лицо?
И тут нам несказанно повезло: именно в дни, когда делалась картина, на «Центрнаучфильме» запустили какое-то новое оборудование, американское, которое давало возможность сделать со старой хроникой именно то, о чем мечталось — получать стоп-кадры и производить на них необходимые укрупнения. Так старая, всем известная хроника буквально ожила, наполнилась конкретикой, показала не безликую толпу, а еще и отдельных людей, ее составляющих. Время будто повернулось вспять, люди, шедшие за гробом Толстого, открыли нам свои лица…
А сопровождала этот необычный показ великолепная музыка Николая Каретникова, звучал специально написанный им для фильма потрясающий реквием.
Остается добавить, что текст «за Толстого» мастерски прочитал Владимир Самойлов. Выше я рассказывал, что он хотел играть Толстого в телесериале по пьесе «Ясная Поляна». Тогда ему не дали. Но теперь мы позвали его сыграть Толстого за кадром. И он сделал это так, что пришлось еще раз горько пожалеть, что тот давний им же предложенный проект не состоялся.
Наверное, не удивительно, что при таком творческом составе, что был привлечен к работе над фильмом, зрители и критики встретили картину весьма благосклонно. Приведу некоторые отклики прессы, они могут быть интересны, хотя бы для историков.
Вот, например, что писала старший научный сотрудник ИМЛИ им. А. М. Горького АН СССР Л. Опульская в «Советской культуре»:
