обнажил голову. А Карл Монссон говорил:
— Мишель и Камилла любили друг друга. Мы не знаем, кто убил. Может быть их убили не случайно?… Не исключено, что нас хотят запугать, чтобы мы отказались от того, что нам дорого, важно, необходимо. Страшная битва идет сейчас, битва между тьмой и светом… А мы? Что нам делать? Я скажу словами Толстого: «Ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать то же самое». И мы это сделаем. В память о вас, Камилла и Мишель.
Хольм посмотрел на фотографа и удивился спокойному и даже чуть насмешливому выражению его лица. Тот почувствовал, что на него смотрят, и лицо его мгновенно стало подчеркнуто скорбным…
Актеры брели по кладбищенской аллее в сторону выхода.
Молодой человек коснулся локтя Стена Экмана, тихо сказал:
— Примите соболезнования… Я — Эрвин Грюне, свободный фотограф… Я хотел бы попробоваться, вы дали в газете объявление. Я читал «Войну и мир». Это гениально.
— Не боитесь? — Стен показал в сторону оставленных могил.
— Боюсь, — признался Эрвин Грюне. — Но страх унижает. Я немец. Мой стыд сильнее, чем мой страх.
Стен внимательно посмотрел на неожиданного собеседника.
— Вы не верите, — по-своему расценил его взгляд молодой человек. — Моя семья, мать и сестра, — в концлагере, а я здесь… Я приду?
Инспектор издали смотрел на беседующих.
Аксель Хольм сидел в своем кабинете в городском полицейском управлении. Он рассматривал фотографии, сделанные на улице Тегнера после убийства. Потом по телефону принялся обзванивать лаборатории.
— Баллистическая? Это Хольм, — говорил он. — Закончил? Позвони, как закончишь.
— Инспектор Хольм. Ну?.. Шмайсер? Оформляй.
Стал снова перебирать фотографии, вглядываясь в них.
Резко загудел селектор — Хольм слушает.
— Аксель, что делаешь? — раздался голос начальника.
— Борюсь с преступностью, — серьезно сказал Хольм.
— На Лильефорса почистили банк. Займись.
— Поручите Шюбергу. На мне два трупа.
— С Тегнера, что ли? Артисты?
— Они уже не артисты, они покойники.
— Эти покойники меня уже не волнуют.
— Но я скоро получу экспертизу. Стреляли из шмайсера.
— Шмайсеры стреляют по всей Европе. Почему это должно тебя волновать?
— Я привык получать жалованье за дело.
На том конце провода засмеялись:
— Двумя трупами больше, двумя меньше — дела не меняет. Брось, не возись. Ты меня понял?
— Не понял.
— Ну и хорошо, что не понял.
— Я хотел бы попросить у вас людей. Мне нужна помощь.
— Людей не дам. Нет людей. Все заняты. Не упрямься и не серди меня. Оставь улицу Тегнера в покое.
Аксель Хольм подошел к окну. Вечерело. Начинался дождь.
Он медленно ехал в своей машине, дворники бегали по ветровому стеклу. На улице Тегнера он остановился — отсюда ему был хорошо виден освещенный подъезд театра и газетный киоск напротив. Там тоже горел свет — продавались вечерние выпуски.
Из театра вышел человек и развернул над собой зонтик. Он остановился, стал разглядывать витрину с актерами, потом открыл ее, снял фотографии убитых Мишеля и Камиллы, порвал их и бросил в урну. На освободившееся место прикрепил свою.
Все это Хольм видел в бинокль, который он достал из ящика для перчаток. Это был все тот же фотограф, уронивший шляпу, которого он потом видел на кладбище.
Грюне пересек улицу. Хольм видел в бинокль, как он стал набирать в киоске газеты. Получилась толстая пачка, почти не унести. Грюне расплатился и двинулся вверх по улице.
Хольм подъехал к киоску, вышел из машины, купил одну газету.
— Хороший покупатель, — сказал он киоскеру, кивнув вслед Грюне.
— Очень приятный молодой человек, — откликнулся тот. — Любознательный. Каждый день все газеты берет — по одной. Буквально все.
Аксель Хольм притормозил у дома и посмотрел на номер: Тегнера, 18. Подождал. Выщел из машины и позвонил в подъезд. Открыла консьержка.
— Полиция, — сообщил Хольм, предъявив ей удостоверение. — Вы знаете человека, который только что прошел?
— Нет, — испуганно ответила консьержка. — Он здесь недавно.
— Куда выходят его окна, этаж?
— Третий этаж, окно во двор.
— Чердак открыт?
— У нас всегда открыт, — почему-то вздрогнула консьержка.
— Хорошо, — Хольм прошел в лифт.
…Через слуховое окно чердака Хольм видел окно комнаты Грюне на третьем этаже.
Молодой человек, откусывая бутерброд и запивая его молоком, одновременно изучал газеты. Время от времени большими ножницами он вырезал из них какие-то статьи и заметки. Отработанные газеты бросал в мусорную корзину.
В лаборатории на отдаленном хуторе профессор говорил Зандерсу, манипулируя с приборами и порошком:
— Эти бактерии, помещенные в нефтяные цистерны, образуют взрывчатый газ. И никому в голову не придет, отчего цистерны взлетают в воздух. Позавчера процесс продолжался десять минут. А я хочу довести до пятнадцати.
Вошел Эрвин Грюне с большой пачкой бумаг в руке. Это вырезки из газет и фотографии, которые он сделал на улице Тегнера после убийства.
Профессор перебрал их. Задержался на одной — Карин в машине отца.
— А это кто?
— Не знаю. Сидела в машине инспектора.
— Хорошенькая… — констатировал профессор и стал тасовать газетные вырезки: — Так… так… ясно… Это на досуге… Это тоже… Вот, интересно… Так…Все-таки нейтралы поразительно наивны. В цензуре у них олухи: все, что нам надо, пресса разбалтывает. Пожалуйста: оптическому заводу требуются… Ясно: делают авиаприцелы. Увеличение производства сталелитейного… Трубы? Пушки? Разберемся… Английский транспорт «Дарлингтон» с вооружением и продовольствием на борту отходит отходит в среду, в девятнадцать… В среду, в девятнадцать?.. Неплохо, Эрвин. Об этом надо срочно сообщить.
На лице Эрвина удовлетворение.
— Только не покупай газеты в одном месте, «хвост» поймаешь… — И тут профессор одну из вырезок задержал. — Ого!.. «Театр «Под горой» проводит набор актеров, пригодных для исполнения ролей в спектакле «Наташа Ростова» по роману русского писателя Лео Толстого «Война и мир».
— Да, они решили продолжать, — подтвердил Эрвин.
Профессор метнул взгляд на Эрвина, который в это время смотрел в сторону.
— Глаза! — потребовал он.
Когда глаза профессора и Эрвина встретились, профессор продолжал возмущенно:
— Они будут показывать, как русские разгромили французов?! Сегодня?! Когда мы у Сталинграда? Кто у них главный?
— Стен Экман, — доложил Эрвин Грюне.
