собранием, а тут до трехсот раненых, и они, голубчики, с удовольствием, кто может, выходят на крыльцо и слушают музыку. Я приехала и пошла прямо за кулисы поблагодарить Зверева и сказала, чтобы он другой раз не беспокоился, когда я захочу, то пришлю. Он проводил меня в ложу. Играли «Кеттли». Это была уже вторая пиеса. Я просмотрела три явления и уехала.
Теперь, отпустив припасы для больных, окончу свое обычное чтение и лягу. Завтра надо вставать в шесть часов.
3-го июня. С семи часов до десяти была на перевязках, только почти ничего не могла делать. У меня жар и страшная слабость. Доктор сказал, чтобы я отдохнула и вечером не являлась в больницу. Ко мне ночью привезли еще семнадцать, и почти все гангренозные. От них очень дурной и заразительный запах. Бог видит, что я не боюсь этого, но, по бессилию, не могу много помогать. Входя, я всегда намачивала полотенце ждановской жидкостью и тем освежала воздух. Когда пришла домой, нашла письмо от Пети. Отвечать не имею сил, но скажи, что много, много благодарю его. Согласна почти во всем в отношении прежней моей жизни. К сожалению, в настоящей еще не стою никакой похвалы. Проси его писать ко мне, хоть для того, что письмо его произвело во мне слезы умиления. Дай Бог, чтобы он всегда так чувствовал и поступал!
Целую вас всех, мои родные! Не скажу, чтобы очень скучала без вас (за неимением времени скучать), но о минуте нашего свидания, если оно воспоследует по милости
Господней, не могу вспомнить без слез и без особенного трепетания сердца. Да, ты удивишься, я думаю, что я так часто пишу о слезах, но в этом мое душевное услаждение. Да помилует и сохранит вас Господь Иисус Христос и Его Пречистая Матерь! Молитесь за меня и пишите почаще к вашему верному другу и сестре. Мишелю мой душевный привет, также Аграфене Тимофеевне, Кате, Map. Андр. и всем, всем. Деточек за меня благослови и поцелуй! Пожалуйста, только не бойтесь, я не очень больна. Сейчас был доктор, не прописал никакого лекарства и только не велел ходить в больницу.
3-го июня. Слава Господу Иисусу Христу и Пресвятой Богородице! Я чувствую себя очень хорошо. Отправя к тебе письмо, мой родной, я немного пообедала и после уснула. В пять часов не могла утерпеть, чтобы не пойти к больным, и пробыла там до девяти. Пришедши, напилась чаю. Сейчас был доктор и только велел поставить горчицу на бок. Авось, Господь мне поможет, а я с каждым днем убеждаюсь, что сердобольные необходимы. Один несчастный, тяжело раненный, имеет притом горячку и все зовет меня маменькой! Тот, которого я вчера приобщала, скончался. Царство ему Небесное! И у меня поместили всех самых трудных и опасных. Завтра велела позвать нашего и католического священников. Да свидания! Надо спать. Христос с вами.
4-го июня. День был очень тяжелый, но, благодарение Богу, я все перенесла и чувствую себя хорошо. Утром, по обыкновению, перевязывала раны, но не так много, потому что боялась опять захворать. Был католический священник. Двое приобщались, из которых один уже скончался. В десять часов пришел наш священник, и русских шесть человек причащались. Благодарю Господа, что он дал мне возможность послужить моим братьям в напутствии в вечность. Я думаю, что в ночь или завтра еще два скончаются. Вообрази, они лежат рядом, в особой комнате, оба тяжело ранены и имеют горячку. Один в совершенной памяти и страдает, другой все в забытье и только бредит, торопится на сражение, грозит неприятелю и, кажется, не чувствует своих страданий. Во время молитвы священника я молюсь за них, потому что другие, готовящиеся к причастию, не слышат в дальних комнатах. После ношу за священником теплоту, сама подаю им и обтираю пеленою; вместе с ними прикладываюсь к Кресту и потом, по окончании, даю батюшке полтинник. Хотя этого и не следует, но я делаю для того, чтобы не ленился ходить. Возвратясь домой, напилась кофе и поехала к Владиславу Максимовичу в присутствие, чтобы выпросить хинных порошков и хлороформу, чего из военной аптеки, за неимением количества и хорошего качества, не дают. Он мне позволил взять, сколько я хочу, так что я отправилась в аптеку, сама выбрала пузырек для хлороформа и в Комитете, видя страх смотрителя и служителя, которые боялись, чтобы не заснуть, сама его наливала. Всевозможных медикаментов, присланных императрицей, было большое количество. Вл. Макс. Княжевич всем говорил и печатал в газетах, что лекарства имеются, но аптекарям это было не очень выгодно. А г-жа Распопова, начальница сердобольных, жила на даче и не брала их, а бедные старушки ничего не смели без нее делать, и уже я наделяла их. Вечером должно было делать операцию, и доктор очень благодарил меня, что я достала хорошего хлороформа. Надо было делать ампутацию четырем, но трое отказались. Один решился с тем, чтобы его усыпили. х°тела было уйти ко Всенощной, но подумала, что мое служение и здесь нужно. Была при всех приготовлениях, Все подавала, потому что доктор почти ничего не говорит по-русски, и мое присутствие было необходимо. Но когда его усыпили и доктор взял в руки нож, я ушла и держала дверь из другой комнаты. Но, когда услышала, что пилят кость, у меня закружилась голова, лежавшие тут солдаты, позвав служителя, велели дать воды, и я отошла к окну, чтобы не упасть. После я отворила дверь, и первый предмет — была отрезанная рука, лежащая в луже крови. Я опять на минуту вышла и вошла уже тогда, когда он проснулся и ему сшивали кожу. Я спросила доктора, не дать ли ему одеколону, и когда узнала, что это даже полезно, давала нюхать и терла голову и виски, а вместе с тем удивлялась его терпению и молилась за него! Он попросил вина. Доктор хотел ему дать белого или красного (гадкой казенной кислятины), я предложила свой херес и с удовольствием дала ему и доктору за кровавые, но, если Господь поможет, полезные труды. Потом напоила больного чаем. Посылала к губернатору выпросить кусок льду, который здесь в редкость, и пуд стоит двенадцать рублей серебром. Одним словом, возилась я с ним до десятого часа. Спрашивала, что он видел во сне, когда отнимали ему руку? Он отвечал: «Да что-то хорошее: будто был на родине, и все родные через меня скакали и прыгали». Тут еще пришел главный доктор, и, отправя его, я упросила моего бедного усталого доктора идти к несчастной, которая в тифе, но, кажется, мы уже не воскресим ее, и семеро детей останутся совсем сиротами! Но Бог милостив! До завтра!
5-го июня. Должна написать только несколько слов, потому что двенадцатый час. Весь день, благодаря Господа, прошел благополучно, в тех же больших трудах, которых я желала и которые помоги Бог выдержать. Умер один в ночь, другой при мне утром. Я стояла над ним, молилась и просила Господа успокоить его. Сначала он очень страдал, после скончался тихо. Несмотря на усталость, прямо из больницы поехала к обедне, но едва достояла. Более всего у меня усталость в ногах: часа по четыре я совсем не сажусь. После обедни у меня были с визитом губернатор Браилко с женой. Отправя их, я, несмотря на страшный жар, пошла к повозкам, где между отправляющимися в транспорт находились бывшие мои солдаты. Я дала им по пяти копеек серебром, и они были очень довольны. Вечером, после перевязок, сходила с доктором к несчастной. Она в одном положении. Что-то Господь даст? Потом он упросил меня остаться при вправе руки. Солдату дали хлороформу, и он ничего не чувствовал. Ему уже раз вправляли, но неудачно, с дурным хлороформом, что сказано выше. Во 2-й раз это делали уже после 15 или 18 дней, когда вывих оброс хрящом. Каково же было бы несчастному без хорошего хлороформа, присланного императрицей?.. Пришедши домой в девятом часу (от пяти), прямо поехала с хозяйкой в главный госпиталь, повезла готовые бинты. Сердобольные были очень благодарны. На дороге мы обогнали повозки с пятьюстами раненых, из которых и ко мне прибавят человек двадцать. Дома напилась чаю, приложила горчицу (все еще бок болит), а теперь очень пора спать. Христос с вами, друзья мои!
6-го июня. Всегда собираюсь раньше управиться, чтобы более и подробнее беседовать с тобой, мой родной. Но кончив в больнице, должна сама себе подать чаю, все прибрать, постлать постель, переодеться, а главное — начать сражение с черными неприятелями. Это точно бомбардирование Севастополя. Каждый день убитых и раненых более тридцати. Теперь двенадцать часов, и я должна спать, потому что встала в шестом.
Покойной ночи!
7-го июня. Отдохнув с час после обеда и имея еще время хочу его разделить с тобой. Вчера, кроме своих обычных занятий, была два раза у больной Брошевской, которая говорит, что ей лучше тогда, когда она видит меня или доктора. Она все в одном положении, и если Господь поднимет — это будет чудо! Ходила к своим прежним больным, и к тому, которому вправляли руку. Ему лучше, на мой вопрос, что он видел во сне во время вправки, он отвечал: «Да что? Сначала всех моих родных, потом, с правой стороны, мальчика в белой рубашке с белой восковою свечою в руках. Он взял меня за руку, погрозился и сказал: «Ты не кричи, а скажи три раза «слава Тебе Господи!», и когда я сказал в третий раз — я проснулся». А в это время страшное испытание уже было кончено. Мне кажется, что этот хлороформ тот же гашиш, как в Монте-Кристо. Тело умирает, а небесная душа видит только приятные предметы. Вечером, узнавши, что
