ВСТРЕЧА С ХРИПАТЫМ
На советскую границу, неподалеку от города Ленинграда, напали финские захватчики. Началась война. Защищать Родину ушел и политрук запаса Николай Михайлович Зотов.
На станцию Николая Михайловича провожала вся ремонтная бригада, Манефа Семеновна, Сергей и много других людей, соседей и знакомых. Среди провожающих Сергей заметил Володю и Сашку Селедцовых. Сергею было очень грустно и хотелось плакать, но он крепился и все время держался за руку отца. Выпустил ее только тогда, когда прозвучала команда садиться и Николай Михайлович полез в вагон.
Поезд тронулся. Вагоны побежали все быстрее и быстрее. Провожавшие стали расходиться. Кто-то подошел к Манефе Семеновне и заговорил с ней. Сергей понуро стоял рядом.
— Сережка! — окликнули его.
Он оглянулся.
— Иди сюда! — махнув рукой, позвал Сашка Селедцов.
Зачем они зовут? Может, играть? Только Сережке сейчас совсем не до того. Он молча качнул головой и потупился.
Увидев, что Сергей не двигается с места, Сашка сам пошел к нему.
За Сашкой двинулся Володя.
— В футбол хочешь играть? — шепотом спросил Сашка. — Я тебя напостоянно в свою команду принимаю. Понял? Могу даже вратарем сделать. Хотя вратарем я сам стою. Может, нападающим? А? Правым краем. Это знаешь как здорово? Будешь?
— Буду, — без особой радости согласился Сергей.
— Тогда — все, — заключил Сашка. — И ты знаешь еще что, Сережка: если кто задираться станет, мне говори. Володька полезет — и ему всыплю.
— Я с Сережкой никогда и не дрался, — обиженно возразил Володя.
— Мы не дрались, — подтвердил Сергей.
Сашка обнял его за плечи.
— Ты, Сережка, не расстраивайся из-за отца. Вернется. Даю слово. Он у тебя вон какой геройский. А теперь пошли, маленько потренируемся.
— Я у бабушки Манефы спрошусь.
— Давай, — одобрил Сашка.
Но Манефа Семеновна Сергея не отпустила, сказала, что сегодня веселиться или же играть с ребятами ему даже неудобно, отца не на веселье проводили.
Сергей взглянул на Сашку и качнул головой: мол, не пускает. Да если правду сказать, то ему и самому было сейчас не до игры.
Вернувшись домой, Манефа Семеновна вместе с Сергеем сразу же прошла в свою горенку, собрала там ему поесть, а сама, больше не обращая на него внимания, встала на колени, начала креститься, бить поклоны и чуть слышно что-то зашептала. Сергей знал, что это она молится богу. Невольно стал прислушиваться. Манефа Семеновна шептала невнятно, но все же Сергей уловил, как она несколько раз произнесла: «раба божия Николая».
Когда старуха закончила моление, Сергей спросил:
— Баб Манефа, а что такое «раба божия Николая»?
— Ты о чем это?
— А вы сейчас говорили…
Манефа Семеновна ответила не сразу. Помолчала, подумала. Затем, видимо решившись, тяжко вздохнула и сказала:
— Это я о твоем папке молилась, чтоб живой-невредимый остался.
Сергей удивился и с недоверием спросил:
— А разве так можно?
— Все можно, — коротко ответила Манефа Семеновна. — Только молиться надо.
Вечером Сергей долго не мог заснуть. Едва он закрывал глаза, перед ним сразу же возникал вагон с открытой дверью и там его отец. Стоит и машет рукой.
К Сергею подсела Манефа Семеновна.
— Все о папке думаешь?
— Ага.
— Теперь он далёко. Может, до самой Волги-реки доезжает. Бо-ольшая река! В двадцать раз шире Самарки, а то и больше. Через реку мост. Бежит по мосту поезд и бежит. А внизу пароходы плывут. Я этим же путем к вам ехала. Таких ли чудес за дорогу нагляделась! Батюшки светы!
И она стала рассказывать, какие довелось проезжать города, леса, реки, озера…
Знала Манефа Семеновна, чем можно увлечь Сергея! Без конца будет слушать, только рассказывай.
Наконец она поднялась.
— Будем спать.
Манефа Семеновна взяла лампу, пожелала Сергею спокойной ночи и пошла к двери. Затем вернулась, склонилась над его изголовьем.
— Сереженька, ты хочешь, чтоб папка твой вернулся домой? — спросила она, задумчиво глядя на мальчика.
Этот вопрос даже удивил Сергея: ну, о чем же еще мог мечтать он, чего же еще мог хотеть, как не того, чтобы его папка вернулся с войны живой и все время был дома!
— Ну, а как же, хочу!
По бесцветным, морщинистым щекам Манефы Семеновны потекли слезы. Она, как никогда раньше, горестно и просяще взглянула на мальчика и сказала:
— Богу молись, мой солнушоиок. Как я встану, и ты становись. Рядом со мной. И тоже молись… Может, господь услышит твою детскую молитву и спасет его. Детская молитва чиста и доходчива, не то что моя. Ну как, будешь?
— Буду, — с готовностью ответил Сергей. — Только я не знаю…
— Научишься. Господь же и вразумит, — заверила Манефа Семеновна.
На следующий день, перед завтраком, она рядом с собой поставила на колени и Сергея, научила креститься и класть поклоны. Затем он стал повторять за Манефой Семеновной слова молитвы. Многие из них были непонятны, и мальчик произносил их не так, как выговаривала Манефа Семеновна, но она терпеливо подправляла, просила повторить еще и еще…
Так и пошло.
На молитву становились утром после сна, перед едой и после еды, а также на ночь. Особенно долго тянулось моление утром и перед сном. Сергей даже уставал, у него начинали ныть колени. Однажды он не выдержал и чуть присел на пятки. Манефа Семеновна тут же заметила это:
— Что же это ты, мой желанный? Нельзя так-то на молитве! Крепись, солнушонок. За ради папки и не так можно пострадать.
И Сергей опять начал старательно креститься и класть земные поклоны.
Затем Манефа Семеновна долго поясняла ему:
— Вот у тебя, скажем, колени устали или, просто говоря, лень пришла, а знаешь, отчего это часто бывает? Нечистый искушает. Дьявол.
И Сергей впервые узнал, что у бога есть смертельный враг, который все время воюет с ним и делает ему наперекор. Он изо всех сил старается, чтоб напакостить богу и отбить от него людей. Есть слабые люди, они-то и попадают в лапы нечистого.
— А чего бог-то смотрит, — возмутился Сергей, — он же вон какой сильный, за шиворот нечистого, и всё!
— У нечистого тоже силы немало, — вздохнула Манефа Семеновна, — да и не нам вмешиваться в дела божьи. Нам даже спрашивать про такое не положено. Это грех. Запомни мои слова, Сереженька. Главное, забывать нельзя о нечистом, бороться надо с ним. Тебя усталость на молитве одолевает или сон, а ты пересиль. Может, в это самое время какой-нибудь супостат в твоего отца из ружья целится. Так-то,