чесалъ свою голову.
— Что ты не сидишь покойно? — сказалъ я, — что у тебя болитъ?
Онъ испуганно взглянулъ на меня большими «телячьими», какими-то жалобными глазами и тихонько, чуть не плача, сказалъ:
— Б?да!… за?ли…
— Давно въ работномъ дом?? — спросилъ я у него съ невольнымъ участіемъ.
— Недавно… Прі?халъ въ Москву на м?сто… да загулялъ…
— А ты кто — крестьянинъ?
— Н?тъ, я изъ духовныхъ… У меня отецъ дьяконъ въ Клинскомъ у?зд?… Дядя еще есть — тоже дьяконъ зд?сь въ Москв?, на Старой Басманной (онъ назвалъ богатый и изв?стный приходъ), да нельзя мн? къ нему… сов?стно…
— Что-жъ, ты учился гд?-нибудь?..
— Учился въ семинаріи у Троицы… да выгнали изъ четвертаго класса…
— Мамаша, небось, жива?.. Онъ заморгалъ глазами.
— Жива… Хочу у доктора попроситься въ больницу… Письмо къ дяд? пошлю… Очень мн? тяжело!
Онъ наклонилъ голову и замолчалъ.
Немного погодя пришелъ докторъ. Это былъ средняго роста брюнетъ, худощавый, съ добрымъ, симпатичнымъ лицомъ… Онъ с?лъ къ столу и сталъ вызывать по фамиліямъ.
Первымъ подошелъ къ нему коренастый и кр?пкій, л?тъ 60-ти старикъ.
— Ты что, д?дъ?
— Зубы… зубами маюсь!..
— Гд??
— Во, гляди!..
— Вырвать?
— Рви!
— Садись!
Докторъ взялъ щипцы и вырвалъ зубъ. Старикъ только головой мотнулъ и, сплюнувъ въ тазикъ, сказалъ:
— Рви другой!
Докторъ вырвалъ другой и сказалъ:
— Еще, что ли?
— Рви!
Докторъ вырвалъ третій зубъ и опять, улыбаясь спросилъ:
— Ну еще, что ли?
— Н?тъ, будетъ! — сказалъ старикъ съ такимъ выраженіемъ въ голос?, какъ будто отказывался отъ рюмки водки, которую его упрашивали выпить… Вс? засм?ялись… — Спасибо! — сказалъ онъ и пошелъ въ прихожую, кладя по полу, точно печати, оттаявшими чунями кл?тчатые сл?ды.
Подошелъ сл?дующій… Докторъ выслушалъ его, осмотр?лъ и нарисовалъ на правомъ боку карандашомъ квадратъ.
— Приходи въ четвертомъ часу сюда… въ больницу ляжешь, — сказалъ онъ.
Дошелъ чередъ до меня.
— У тебя что?
— Бокъ больно.
— Какой?
— Правый.
— Сними рубашку.
Я снялъ. Онъ сталъ слушать.
— Ого! сердце-то того… Ни вина, ни пива отнюдь нельзя пить… Эхъ, народъ, не бережете вы свое здоровье!… Ну, что-жъ, желаешь полежать въ больниц??
— Сд?лайте милость!..
— Можно! Къ боку теб? мушку поставимъ, — и, говоря это, онъ начертилъ мн? карандашомъ на боку квадратъ. — Приходи часа въ три.
Я над?лъ рубашку, полушубокъ и пошелъ въ столовую.
— Взяли! и меня взяли! — услыхалъ я за собой голосъ и, обернувшись, увидалъ молодого семинариста. Онъ былъ радъ, точно ребенокъ, которому подарили игрушку…
— Начертилъ мушку? — спросилъ я.
— Начертилъ! Слава Теб?, Господи! — онъ вдругъ перекрестился н?сколько разъ торопливо и часто повторяя:- Слава Теб?, Господи! Слава Теб?, Господи!..
XXII
Въ три часа я пошелъ въ больницу. Тамъ, въ прихожей, уже дожидались семинаристъ и еще какихъ- то двое, принятыхъ сегодня же въ больницу.
Вскор? пришла нянька и повела насъ въ такъ называемую «мужскую уборную», гд? была ванна.
— Разд?вайтесь! сказала она, — кладите сюда вотъ къ порогу свою рухлядь… Вотъ вамъ б?лье… халаты… туфли… Пол?зайте въ ванну по-двое заразъ… Вонъ кранты… въ этомъ вотъ холодная, а зд?ся горячая… Вымоетесь, я васъ наверхъ сведу въ третье отд?леніе… Мойтесь на здоровье… небось, обовшив?ли…
Она ушла. Мы начали разд?ваться.
— По-двое заразъ вел?ла, — сказалъ высокій длиннобородый старикъ, напуская воды, — а какъ по двое-то: у него вонъ, — онъ кивнулъ на сос?да, худенькаго, плюгавенькаго челов?чка, — я дав? вид?лъ, вся спина въ чирьяхъ… Какъ съ нимъ л?зть-то?.. Я не пол?зу… Слышь, землякъ, — обратился онъ ко мн?, - пол?земъ мы съ тобой первыми… Чего тутъ… сымай рубашку-то… сигай!… Господи благослови!… О-о! важно!..
Я скинулъ рубашку и забрался къ нему въ ванну. Намъ было т?сно и неловко. Старикъ, какъ тюлень, верт?лся съ боку на бокъ и брызгался водой.
— О, важно! — твердилъ онъ, — мальё! Одно плохо, ужо на ночь мушку вляпаютъ… Здорово деретъ, анафема!. Теб? тоже, землякъ, мушку? — спросилъ онъ у меня.
— Тоже.
— Да ужъ зд?сь л?карство одно… Ну, будя… слава теб?, Господи!… Теперича бы половиночку раздавить гоже, — добавилъ онъ, выл?зая изъ ванны, — да закусить сняточкомъ!..
— Да у тебя что-жъ болитъ-то? — спросилъ я.
— Да какъ-те сказать не соврать: одышка врод? какъ… кашель… мокрота душитъ… А-то я ничего, слава Богу…
Мы над?ли чистое б?лье, полосатые халаты, туфли, и я почувствовалъ себя другимъ челов?комъ… Стало какъ-то легко, во всемъ чистомъ, и страшно д?лалось при взгляд? на валявшуюся у порога скинутую одежду…
Посл? насъ, пустивъ св?жую воду, пол?зли въ ванну семинаристъ и плюгавенькій челов?чекъ… и уб?дился, что старикъ сказалъ правду: вся спина у него была въ чирьяхъ…
— Эхъ, порядки зд?шніе!.. — укоризненно сказалъ старикъ.
XXIII
Третье мужское отд?леніе представляло изъ себя большую, чистую, св?тлую, но биткомъ набитую
