Я взялъ кружку и принесъ воды… Онъ жадно отпилъ полъ-кружки и, откинувшись на подушку, закрылся по самую бороду од?яломъ, огляд?лся по сторонамъ, очевидно боясь, чтобы его, кром? меня, никто не услыхалъ, и тихо, шепотомъ заговорилъ, наклонившись ко мн?:
— Сынъ у меня былъ… Николенька. И жена была. Славная… И любила меня… Не в?ришь? правда… Да померла она, понимаешь?.. померла. А сынъ остался… Ну, взялъ я его съ собой въ Москву… думалъ: вотъ моя ц?ль жизни… душу за него отдамъ… вырощу… челов?комъ сд?лаю… Эхъ, сколько думалъ я!… Сколько думалъ я всего хорошаго!… А жизнь-то, подлая, повернула по-своему… Ну, такъ вотъ, взялъ я его съ собой… Зд?сь, въ Москв?, мн? первое время посчастливилось: нашелъ м?сто… сталъ жить… коморочка у меня была снята на Плющих? маленькая… четыре рубля платилъ за нее… Самъ, бывало, уйду на занятія съ утра, а его, сыночка-то, оставлю одного… Попрошу только хозяйку приглянуть за нимъ… И сидитъ онъ, бывало, ц?лый день одинъ… Тихій былъ мальчикъ, задумчивый… уставится глазенками на св?тъ и смотритъ… думаетъ тоже что-то… Говорить сталъ только къ концу третьяго года, да и то плохо… Гд?-жъ ему было учиться?.. Одинъ все… все одинъ… Меня онъ звалъ «тятя», «тятя миленькій», а то еще «тятя путеня»… Что такое это значило «путеня», я и сейчасъ не знаю…
Онъ насупился, замолчалъ и, тряхнувъ головой, точно отгоняя что-то, продолжалъ:
— Все было ладно за эти три года, а тутъ пошло все какъ-то подъ гору… Съ м?ста прогнали… Ос?длала меня нужда, облюбовала и по?хала… Бился-бился, искалъ-искалъ м?ста — н?тъ! н?тъ, да и все! а в?дь пить-?сть надо… О себ?-то ужъ я не думалъ… Гд? ужъ! только бы его-то… его то только бы! Заложилъ все… оборвался… озлобился… въ трущобахъ жилъ, съ ребенкомъ-то, понимаешь? Чего только не натерп?лся!… Въ разные эдакіе пріюты обращался… Не берутъ нигд?: незаконный! Да и просить-то я путемъ не ум?лъ. Помню, разъ провелъ я ночь на Хив?, въ притон? одномъ… Всталъ рано… куда идти? Вышелъ на Солянку: «Николенька, говорю, куда-жъ намъ идти?» А май м?сяцъ стоялъ о ту пору… тепло было, весело, радостно… Пошелъ, куда глаза глядятъ… Его-то на рукахъ несу, то веду потихоньку за ручку… Долго Москвой шли… вышли за заставу… въ поле… посид?ли… отдохнули… Куда-жъ теперь? думаю… Взялъ его на руки. Держись кр?пче! Обхватилъ онъ меня рученками, головку на плечо положилъ и зашагалъ я… Лучше, думаю, гд?-нибудь въ деревн? издохну, ч?мъ въ Москв? этой, проклятой… Отошелъ верстъ десять… свернулъ въ сторону въ деревеньку… Прямо въ избу первую… Гляжу: баба одна хл?бы м?ситъ… больше никого н?тъ… «Теб? чего»? спрашиваетъ… Тетенька, говорю, дай Христа ради, мальчику моему молочка… Сполоснула она руки, сходила куда-то, тащитъ ц?лую кружку… Разговорились мы… Разсказалъ я ей все, вотъ какъ теб? теперь… Подивилась она… пожал?ла… Подумала, подумала да и говоритъ: «Отдай намъ его со старикомъ въ сынки, худо не будетъ… Пойдешь, говоритъ, къ намъ, сынокъ, жить»? — это у него-то спрашиваетъ. А онъ, сынокъ-то мой, обхватилъ вдругъ меня да какъ взвоетъ… жмется ко мн?… трясется весь… Нервный онъ у меня былъ… О, Господи! Господи!..
Онъ оборвалъ свою р?чь и долго сид?лъ молча, тихо всхлипывая…
— Ну, понятное д?ло, — началъ онъ опять, — не отдалъ я его… Еще бы… отдать… Съ т?хъ поръ началъ я съ нимъ вм?ст? ходить, бродяжничать… изъ деревни въ деревню… изъ села въ село… Случалось, гд? поработаю — заплатятъ, а то и такъ выпрошу… И вотъ, ей-Богу, скажу теб?, хорошее это время было… Загор?ли мы оба, мальчикъ мой пополн?лъ даже… Идемъ, бывало, л?сомъ… птички поютъ… листочки- шелестятъ… Солнышко играетъ… Травка-муравка точно коверъ… хорошо!… Сядемъ, разговариваемъ… Лепечетъ онъ у меня… радуется ангелъ мой на муравья на каждаго… И у меня, глядя на него, сердце играетъ!… Да только все это недолго было… Недолго! Подошла осень… пошли холода… дожди… грязь… Одежонка на насъ плохая была… Ну и того… простудился онъ… сразу какъ-то его свернуло… шабашъ! стопъ машина!… - Было это д?ло во Владимірской губерніи: р?ка тамъ есть Дубна, можетъ, слыхалъ? Такъ вотъ разъ, въ одно, такъ сказать, прекрасное утро шелъ я съ нимъ по берегу этой р?ки… На рукахъ его несъ… больного… Да холодно было… в?тряно… тоскливо… На душ? у меня камень лежалъ… ныло сердце, и все во мн? плакало лютыми слезами… Несу, несу его, послушаю: дышетъ? Слава Теб? Господи! — Николенька! — спрошу. «А»! откликнется. Не спишь? «Н?тъ». А кто съ-тобой? «Тятя миленькій»… и жмется, слышу, ко мн?… А гд? у тебя «бобо»? молчитъ… Несу, тороплюсь, думаю: скоро ли деревня, а деревни н?тъ и н?тъ, какъ на зло… М?ста какія-то глухія, дикія… Усталъ… с?лъ… его на кол?нки положилъ… укутанъ онъ у меня былъ тряпьемъ разнымъ… открылъ тряпки посмотр?ть: не узналъ моего Николеньку: бл?дный, бл?дный… губки-трясугся, глазки большіе ввалились… слезки въ нихъ, какъ росинки… — Николенька! — говорю. «А!» отв?чаетъ. — Николенька… Господи, что съ тобой?! А онъ, а онъ, понимаешь, улыбнулся эдакъ жалостно, рученками хот?лъ поймать меня за шею… да не смогъ… прошепталъ только: «тятя миленькій», «путеня» да и того… померъ!..
Онъ вдругъ опять оборвалъ р?чь и полными ужаса глазами, молча, уставился на меня… Въ этихъ глазахъ опять проглядывало сумасшествіе…
— Да и померъ! да и померъ! да и померъ! — повторилъ онъ н?сколько разъ, не спуская съ меня своего страшнаго взора… Я не выдержалъ и отвернулся отъ него. Когда я опять посмотр?лъ на него, онъ лежалъ навзничь и горько плакалъ. Я тронулъ его за плечо и сказалъ: Полно, полно!… Онъ затрясся еще шибче отъ душившихъ его слезъ и, поднявъ голову, безсмысленно глядя на меня, залепеталъ, какъ ребенокъ, все одно и то же слово: «тятя, путеня, тятя, путеня»…
Мн? стало страшно. Я взялъ кружку и опять подалъ ему воды… Онъ жадно, захлебываясь и икая, выпилъ воду и хот?лъ было подняться, с?сть, да не смогъ и, откинувшись на подушку, долго молчалъ, глядя «чудными» глазами куда-то вдаль…
XXVI
— Взялъ я его т?ло, — вдругъ неожиданно и какимъ-то совс?мъ другимъ голосомъ, точно плача, заговорилъ онъ, — и поб?жалъ отъ р?ки въ гору, въ л?съ… Зач?мъ? Не знаю. Б?жалъ, б?жалъ… споткнулся, упалъ… прямо на него… Тутъ ужъ я не помню, что было… Очнулся, тьма кругомъ… ночь непроглядная… и тишина мертвая, тупая, страшная… Вспомнилъ я все вдругъ — подкатилъ точно шаръ къ моему сердцу… Николенька, кричу, Николенька, гд? ты?! А самъ в?дь отлично знаю, что мертвый онъ, а думаю: авось, Господь дастъ, отзовется… Да н?тъ, не отозвался! Взялъ я трупикъ его… положилъ къ себ? на кол?ни… припалъ къ нему, да такъ и замеръ… И вся-то тутъ мн? моя горькая жизнь представилась! вся! И возропталъ я на Бога! За что, за что наказуешь?! За что отнялъ у меня то, что любилъ я?! За что, Господи!… О! — воскликнулъ онъ страстно, — страшная это была ночь! Мучилась душа челов?чья, одинокая, никому- то, никому не нужная! истерзанная, жалкая!… Лились никому-то, никому не видимыя, горькія слезы… Одинъ и мертвый сынъ на рукахъ… Понимаешь! Понимаешь ты это?.. Есть на теб? крестъ… есть въ теб? Богъ… есть жалость — поймешь!… И дивное д?ло: какъ я не померъ тогда! какъ не задушилъ себя своими руками!. Утро, — продолжалъ онъ, немного успокоившись, — застало меня надъ трупикомъ… мокрое утро, тоскливое, холодное:… Что д?лать? Ни денегъ похоронить его, ни одежды… Н?тъ ничего… Куда д?ться съ нимъ… объявить?.. придерутся… «Кто такой?»… «откуда?..» то, се… всю душу вымотаютъ… Думалъ, думалъ, да и р?шилъ похоронить его самъ, безъ попа… Укуталъ т?льце его тряпками, спряталъ подъ елкой, а самъ поб?жалъ въ деревню за заступомъ… Какъ мн? его удалось раздобыть? — не помню… Возвратился назадъ, походилъ по л?су, нашелъ м?сто эдакое, глухое, тихое, печальное… Сталъ рыть яму… Рою и плачу, рою и плачу… Брошу рыть, подойду, загляну ему въ личико — лежитъ онъ и ничего-то, ничего не слышитъ, губенки полуоткрыты и зубки видны…
— Выкопалъ яму… наломалъ еловыхъ в?токъ, обложилъ ими все дно… чтобы, думаю, легче ему спать было… Выл?зъ изъ ямы… О, Господи! оставили тутъ меня силы, палъ на кол?нки передъ нимъ: «Николенька, батюшка! ангелъ… прощай, прощай!… Сынокъ мой! „путеня“… прости меня!..» обхватилъ его въ охапку, опустился въ могилу… положилъ на в?тки не навзничь, а на бочокъ и самъ легъ съ нимъ… Полежу, думаю, въ останный разокъ… Обезум?лъ совс?мъ: и молитвы читаю, и плачу… Какъ я простился съ нимъ, — не помню!… Выл?зъ изъ ямы… схватилъ заступъ, зажмурился и кинулъ землю… Слышу: ударилась… Напала тутъ на меня ярость, какая-то дикая, зв?риная… точно кто бьетъ меня по голов? и кричитъ: «скор?й, скор?й, скор?й»!..
Онъ замолкъ.
— Что-же дальше-то? — спросилъ я.
