XXVI
Черезъ н?сколько дней его перевели куда-то внизъ, гд? онъ вскор? умеръ. Какъ-то разъ утромъ мы увидали въ окно изъ нашего третьяго этажа, что изъ больницы четверо рабочихъ на носилкахъ потащили куда-то черезъ дворъ его т?ло. Я отъ души пожал?лъ его и отъ души пожелалъ ему всего хорошаго тамъ, «ид?же н?сть бол?знь, ни печаль, ни воздыханіе»…
Его м?сто рядомъ со мной занялъ другой субъектъ, совс?мъ въ другомъ род?… Это былъ, пріобр?вшій на Хив? обширную изв?стность, юродивый Петруша. Большинство «больныхъ» изъ нашей палаты знало его хорошо. Это былъ загадочный челов?къ, не то монахъ, не то странникъ… Волоса у него были черные, курчавые и длинные… Лицо, опухшее, б?лое… Глаза черные, бойкіе, наглые… Походка кошки, крадущейся за мышью… Руки пухлыя, б?лыя, съ короткими обгрызками, вм?сто ногтей…
Благодаря этому «юродивому», моя койка, а также и его превратились въ какой-то клубъ… Петруша былъ неистощимый разсказчикъ… Онъ нисколько не ст?снялся, чувствуя себя между «своихъ», разсказывая про свои похожденія, надувательства, пьянство и развратъ, пересыпая р?чь такими ругательствами, какими не ругается ни одинъ становой… Гомерическій хохотъ стоялъ каждый вечеръ около нашихъ коекъ… Чего только я не наслушался отъ этого челов?ка!..
Въ больницу онъ попалъ посл? сильнаго и долгаго пьянства, спустивъ съ себя все, зат?мъ только. чтобы послать отсюда письма съ просьбой о помощи «болящему и страждущему рабу Божьему Петруш?»…
На другой же день по поступленіи онъ настрочилъ н?сколько такихъ писемъ, послалъ и сталъ ждать «движенія воды»…
Въ первое же воскресенье «движеніе воды» не замедлило сказаться: явились какія-то дв? почтенныя матроны — матушки изъ монастыря.
Когда сообщили объ этомъ Петруш?, онъ какъ-то сразу преобразился изъ веселаго и здороваго въ согбеннаго, удрученнаго недугами старца… Походка, фигура, лицо, глаза, — все сд?лалось другое. Сгорбившись, шлепая туфлями по полу, пошелъ онъ на л?стницу, гд? его дожидались, и черезъ полчаса вернулся въ палату прежнимъ Петрушей, неся ц?лый узелъ «госгинцевъ».
— Вотъ какъ наши кошелями-то машутъ! — весело крикнулъ онъ мн?, бросая узелъ на койку, — теперь заживемъ… Не тужи! Гляди сюда, — онъ протянулъ ко мн? руку и разжалъ кулакъ. На ладони лежалъ золотой въ пять рублей. — Ужо можно въ картишки… Та, та, та… Съ нами Богъ, разум?йте языцы… «Петруша, Петруша»… Дураки вы вс?!..
Въ узл?, когда онъ развязалъ его, оказались: чай, сахаръ, булки, «монпасье», дв? банки съ вареньемъ и еще кое-что.
— Погоди, — сказалъ онъ, — ужо не то будетъ. Скоро «сама» придетъ… Принесетъ добраго здоровьица…
Д?йствительно, его скоро опять кликнули. Это оказалось, пришла «сама», т. е. его, какъ онъ выразился, «дама сердца», мать Ефросинья, съ которой онъ жилъ на Хив? и вм?ст? пьянствовалъ, пропивая заработанныя деньги… Она принесла бутылку водки и дв? четверки махорки…
— Ну, теперь я кумъ королю, — говорилъ онъ, см?ясь, — а дай-ко вотъ еще кой-куда настрочу, — не то будетъ… Со мной, рабъ Божій, сытъ и пьянъ будешь… ?шь, пей, не жалко… ?шь, чудакъ!..
Къ вечеру Петруша напился; ночью, играя въ карты, «проигралъ» три рубля, а остальные отобрала у него нянька, съ которой онъ гд?-то на чердак? ночью, какъ самъ выразился, «говорилъ про божественное».
— Сколько я этихъ бабъ на своемъ в?ку облапошилъ, — разсказывалъ онъ мн? вечеромъ, сидя на койк? и куря огромную «собачью ножку», — такъ и счету н?тъ… Дуры… ахъ! дуры есть изъ нихъ!… Ты что, рабъ Божій, знаешь? Меня за святого почитали… Сл?дъ мой вынимали!..
— Какъ такъ?..
— А такъ… Гд? я вступлю «стопой» своей, т. е. ножищей грязной, въ сн?гъ али тамъ въ грязь, сейчасъ это м?сто, сл?дъ-то и вынутъ… Коли сн?гъ, — растопятъ и пьютъ, ну, а ужъ грязь куда идетъ — не знаю… Ха, ха, ха… А то, бывало, за полы меня ловятъ, подрясникъ ц?луютъ… Ей-Богу, не вру!… «Петруша, Петрушенька, Петруша!»… ахъ! провались вы вс?, дуры ана?емскія!
— А то разъ со мной какой случай былъ: стоялъ я у Большого Вознесенія въ Ечохов?… товарищъ со мной былъ, о. Доси?ей… пьяница, чортъ, страсть! Ну, отошла об?дня… вижу: идетъ купчиха брюхатая… Я это сейчасъ подскочилъ на одной ножк?: «мальчика роднишь! мальчика, мальчика»!… Ну, подала она мн? «Помолись за рабу Божью Евдокію, Петруша»… А я опять: «мальчика родишь! мальчика, мальчика»!… Вдругъ слышу, спрашиваетъ меня сзади кто-то: «А я кого рожу»?.. Я съ дуру-то не разобралъ, думалъ это мой Доси?ей см?ется, да и ляпнулъ: чорта!… Оглянулся, — хвать — приставъ! Вотъ такъ клюква!… Ха, ха, ха!..
— А то еще разъ я княгиню облапошилъ. Домъ у ней свой насупротивъ Храма Спасителя… Взошелъ въ ворота на дворъ: гляжу — клумбы… цв?ты растутъ… Княгиня на балкон? сидитъ… Я это сей часъ скокъ, скокъ… подб?гу къ цв?точку, поц?лую его, къ другому… Увидала княгиня: «кто такой»?.. Б?житъ горничная ко мн?: «кто ты?» а я: «Петруша, Петруша, матушка, Петруша, рабъ Божій! Спаси Господи»!… Сейчасъ меня, раба Божьяго, къ самой… Въ комнаты ввели… Палаты страсть!… «Ахъ, Петруша, Петруша, я больная… Сердце болитъ»… — Молись, матушка, молись, молись. «Покушать, Петруша, не хочешь-ли»? — Сухарика, матушка, съ водицей… сухарика, сухарика… Спаси Господи! А самъ хожу по угламъ: въ одинъ плюну, въ другой дуну… Думаю… какъ-бы мн?… того… улизнуть… — «У отца Ивана Кронштадтскаго бываешь ли, Петруша»?.. — Какъ же, какъ же, матушка, недавно отъ него… недавно, недавно… сподобился… благословилъ меня къ Преподобному Сергію… иду, матушка, на-дняхъ… «Ахъ, Петруша, помолись за меня гр?шную». — Помолюсь, матушка, помолюсь… Не будетъ ли жертва какая — преподобному… за упокой родственниковъ?.. — «Ахъ какъ же, Петруша, будетъ, будетъ!» Ну, думаю, мн? это-то и надо… С?ла къ столу, написала что-то на бумажк?, достала денегъ, сунула все въ конвертъ, даетъ мн?. — Спаси Господи, матушка, спаси Господи!… Подастъ теб? Господь… молись, молись… Я тебя еще нав?щу въ скорби твоей… «Ахъ, нав?сти, Петруша!» Ну, вышелъ я это на дворъ, глядь: дворникъ, повара, кучеръ, горничныя ко мн?: «Петруша, Петруша, скажи намъ, скажи намъ… благослови»!… Л?зутъ ко мн?… въ уголъ прижали у воротъ… Ахъ, дери васъ чортъ! думаю, а самъ гляжу за ворота н?тъ ли гд?, спаси Богъ, пристава, либо городового… Насилу вырвался… одол?ли… Нанялъ извозчика, на Хиву… Посмотр?лъ въ конверт?-то, а тамъ 75 бумажекъ… Ловко а?.. Вотъ какъ д?ла-то обд?лываемъ, не по вашему… Почудилъ, рабъ Божій, я на своемъ в?ку!..
— Да в?дь гр?хъ, — сказалъ я ему какъ-то разъ. — Стыдно Божьимъ именемъ людей морочить.
— Эхъ! — сказалъ онъ, подумавши. и махнулъ рукой. — Дураковъ и въ алтар? бьютъ… Наплевать!. все одно ужъ гор?ть въ аду, такъ гор?ть… А можетъ это и пустое, адъ-то?.. Помремъ, увидимъ… Наплевать! Живи, пока Богъ гр?хамъ терпитъ… Эхъ-ма!… ходи весел?й!..
И, подобравъ полы халата, онъ началъ выд?лывать ногами уморительныя па, при всеобщемъ хохот? «больныхъ»…
XXVII
Былъ и еще челов?къ, пот?шавшій нашу палату разсказами и пользовавшійся, подобно Петруш?, завиднымъ авторитетомъ. Это былъ, какъ онъ называлъ себя, «в?чный стр?локъ», по имени Григорій Дурасовъ, прошедшій, какъ говорится, огонь и воду и м?дныя трубы.
Небольшого роста, кр?пкій, съ бойкими, умными глазами, живой и ловкій, онъ никогда ни передъ ч?мъ не задумывался… Чего-чего только онъ ни перевидалъ и ни перетерп?лъ на своемъ в?ку!… Его разсказы были необыкновенно живы, правдивы и интересны. какой-нибудь пустой случай онъ ум?лъ такъ осв?тить и передать съ такимъ юморомъ и правдой, что невозможно было не см?яться… Память у него
