онъ. — Какой же онъ мастеровой… Чай, видишь, небось — жуликъ.
— Мастерство выгодное, сказалъ мужикъ и, отвернувшись, хлестнулъ лошадь и крикнулъ: Ну, голубенокъ, качайся… небось!..
Косматая, пузатая лошаденка махнула хвостомъ и поб?жала шибче, кидая копытами сухой сн?гъ.
— Вонъ въ томъ л?су, — указалъ мужикъ кнутовищемъ, — мы васъ ссадимъ… Мы отсель дрова возимъ на фабрику… Чай, жрать хочешь? — обратился онъ опять ко мн? и, ударивъ еще разъ по лошаденк? кнутомъ, продолжалъ, — погодика-сь, бабы, чай, мн? наклали лепешекъ… Гд? м?шокъ-то?.. А, чтобъ те пусто было! Вотъ онъ гд? — подо мной…
Онъ развязалъ м?шочекъ и досталъ изъ него дв? лепешки, испеченныя съ мятой картошкой.
— Нака-сь, прими Христа ради, — сказалъ онъ, — поправься!… Чай, кишка кишк? шишъ кажетъ…
Я взялъ и, отломивъ, сталъ ?сть… Солдатъ сид?лъ и косился на меня, глотая слюни… Я вид?лъ, что ему хочется лепешки, а спросить сов?стно.
— Не хошь ли? — сказалъ я, подавая ему кусокъ.
— ?шь самъ-то, — сказалъ онъ и отвернулся, — что тебя обижать-то!..
— Да на! — опять сказалъ я, — съ меня хватитъ.
— Нешто кусочекъ. — Онъ взялъ кусокъ. — Спасибо! Признаться, — обратился онъ къ мужику, точно извиняясь, — по?сть хотца… Чаемъ однимъ живемъ… а что чай — вода.
— Понятное д?ло, — согласился мужикъ и, подумавъ, сказалъ, — я вамъ, пожалуй, еще дамъ одну… ?шьте на здоровье… съ меня хватитъ… ?дунъ-то я не ахти какой…
Онъ досталъ еще одну и далъ намъ
— Ну, вотъ и прі?хали, — сказалъ онъ, въ?зжая въ л?съ. — Сл?зать вамъ.
Мы сл?зли. Мужики по?хали шагомъ и, свернувъ съ большака въ сторону, скрылись въ л?су… Мы пошли дальше.
XXVIII
Л?сомъ было идти хорошо, и мы прошли его скоро. За л?сомъ дорога пошла между кудрявыхъ, старыхъ, разв?систыхъ березъ, насаженныхъ по об?имъ сторонамъ. Мы шли, точно по алле? какого-нибудь стариннаго барскаго сада. Дорогу усп?ли на?здить и идти было легко, т?мъ бол?е, что насъ подгонялъ морозъ, больно пощипывая за лицо и скрипя подъ ногами.
Пройдя верстъ восемь, — до деревни, гд? былъ трактиръ, мы попросили солдатъ купить хл?ба на оставшійся гривенникъ и, отдохнувъ за деревней, около овина, на омет? соломы, тронулись дальше.
Солнце стало спускаться, холодъ усилился. Мы торопились, разсчитывая придти въ городъ засв?тло. Мысль, что скоро будетъ конецъ нашимъ мытарствамъ, подгоняла насъ.
— Скоро придемъ, ребята, — сказалъ солдатъ, — недалеча… верстъ пять… Вотъ взойдемъ на лобокъ, и городъ видно.
— Слава Теб?, Господи! отв?тилъ старикъ. — Семенъ! — обратился онъ ко мн?, - знакомыя м?ста… чай, бывалъ зд?сь?.. Что не веселъ, головушку пов?силъ, а?..
Я молчалъ и думалъ, какъ, на самомъ д?л?, я заявлюсь къ своимъ… Я зналъ, что невеселая готовилась мн? встр?ча… На душ? было такъ тоскливо, что хоть бы вернуться и идти назадъ, опять снова голодать, холодать, валяться гд?-нибудь подъ нарами и знать, что ни кругомъ, ни около н?тъ никого, кто бы сталъ «пилить» и читать житейскую, азбучную мораль на тему не «упивайтеся виномъ» и т. п.
— Ну, вотъ и городъ, — сказалъ * солдатъ, — эвонъ!..
Въ лощин?, версты за дв? отъ насъ, раскинулся городишко. Лучи заходящаго солнца играли на церковныхъ крестахъ. Въ собор? звонили къ вечерн?. Звуки большого колокола, тяжелые и р?дкіе, медленно плыли и таяли въ холодномъ воздух?.
Старикъ снялъ картузъ и перекрестился.
— Слава Теб?, Создателю, — сказалъ онъ, — пришли! живы остались… Ну, а теперь что будетъ, увидимъ…
Мы вошли въ городъ.
Длинная, пустынная улица, съ почерн?вшими, занесенными сн?гомъ домишками, тянулась передъ нами. Мы торопливо шли по средин? ея. Р?дкіе п?шеходы останавливались и гляд?ли на насъ, долго провожая глазами. Изъ подъ воротъ то и д?ло выскакивали собаки и съ лаемъ кидались на насъ. Какой-то, возвращавшійся изъ города домой, пьяный мужикъ, весь черный, какъ негръ, очевидно, угольщикъ, поровнявшись съ нами, обругалъ насъ на всю улицу матерно и долго см?ялся, остановивъ лошадь, намъ всл?дъ, находя въ этомъ, должно быть, какое-то особенное удовольствіе.
Ч?мъ дальше шли мы, т?мъ все больше и больше попадалось людей… Иные изъ нихъ качали головами и показывали на насъ пальцами… Бабы останавливались и гляд?ли, разиня ротъ, съ такимъ напряженно-дурацкимъ выраженіемъ удивленія, на лиц?, что, казалось, глядятъ он? не на людей, а на какихъ-то чудовищъ со зв?риными головами.
Какой-то лавочникъ, здоровый и красный, од?тый въ короткій пиджакъ, перевязанный по брюху краснымъ кушакомъ, увидя насъ, подперъ руки въ боки и закричалъ:
— Господамъ-съ… съ прибытіемъ-съ… честь им?ю кланяться… все ли здоровы-съ!… Го, го, го! — заржалъ онъ на всю улицу.
Съ котомкой за плечами, горбатый и худой мужикъ, поровнявшись съ нами, подалъ старику монету и, снявъ шапку, перекрестился на церковь…
Все это — удивленіе прохожихъ, и пьяный угольщикъ, и толстый лавочникъ, и подавшій коп?йку мужикъ — д?йствовало на меня удручающе. Я шелъ, мысленно моля Бога, чтобы вся эта срамота и униженіе кончились поскор?е.
Наконецъ, все это кончилось. Солдаты подвели насъ къ желтому, облупившемуся, мрачному зданію и, обколотивъ объ ступеньки съ валенокъ сн?гъ, ввели насъ въ холодныя, полутемныя с?ни. Въ с?няхъ, прямо передъ нами, была дверь, а надъ дверью надпись, по зеленому полю б?лыми буквами: «Тюрьма».
— Неужели опять въ тюрьму? — съ ужасомъ подумалъ я, прочитавъ эту надпись.
Но благодареніе Богу! въ тюрьму насъ на этотъ разъ не повели. Оправившіеся солдаты пошли вверхъ по л?стниц?, какъ оказалось, въ канцелярію. Въ канцеляріи былъ только сторожъ да какой-то носатый не то писарь, не то еще кто — Богъ его знаетъ…. Солдаты передали ему бумаги и ушли, оставя насъ сторожу.
Носатый челов?къ, од?тый въ коротенькій коричневый пиджакъ и въ с?рыя кл?тчатыя брюки, записалъ что-то, закурилъ папиросу и сказалъ сторожу: — Веди ихъ въ м?щанскую управу.
— Что-жъ вести, — отв?тилъ сторожъ, — тамъ теперь н?тъ никого.
— Ну, а кудажъ ихъ?.. Веди… тамъ на съ?зжую посадятъ, завтра разберутъ. На вотъ бумаги, отдашь тамъ… Небось, въ полицейскомъ управленіи есть кто-нибудь?
— Ну, ладно, — сказалъ сторожъ, над?вая шапку. — Пойдемте! — обратился онъ къ намъ… — Стойте, правда, покурить сверну… У васъ есть ли табакъ-то? а то дамъ… вертите, зд?сь можно… торопиться-то все одно некуда.
Мы посид?ли, покурили, удовлетворили его любопытство относительно того, откуда насъ пригнали, и уже посл? этого онъ повелъ насъ, опять городомъ, въ м?щанскую управу.
Пом?щеніе управы находилось во второмъ этаж? б?лаго каменнаго дома, стоявшаго на площади. Когда мы пришли туда, тамъ не было никого, — ни писарей, ни старосты. Сторожъ повелъ насъ внизъ, гд? находилось полицейское управленіе, казармы для городовыхъ и «съ?зжая», т. е. вонючая, грязная, кишащая клопами, полутемная каморка…
Въ комнат? полицейскаго управленія сид?лъ спиной къ двери, за большимъ, покрытымъ черной клеенкой столомъ, черный, пожилой писарь и что-то строчилъ. Сторожъ ввелъ насъ и, поставя на порог?, подалъ ему бумаги и отрекомендовалъ насъ. Писарь погляд?лъ въ бумаги, фыркнулъ носомъ, оглянулся и, уставя на насъ мутные глаза, спросилъ у меня:
