— Не ори… Эй ты, рабъ Божій!… ложись спать…
«Рабъ Божій» обернулся и посмотр?лъ на насъ.
Налитые кровью глаза его какъ-то заверт?лись необыкновенно дико и страшно, и онъ вдругъ совершенно неожиданно, ничего не говоря, какъ кошка, отпрыгнулъ отъ двери, бросился къ старику, повалилъ его навзничь и, вц?пившись ему въ горло руками, началъ душить, воя и визжа, какъ волкъ.
Старикъ вытаращилъ глаза, захрип?лъ и замахалъ мн? рукой.
Я сперва испугался, — до того это было дико и неожиданно. Потомъ, видя, что онъ задушитъ старика до смерти, схватилъ «раба Божьяго» за его длинныя, рыжія космы об?ими руками и поволокъ по полу. Онъ, очевидно, отъ страшной боли, сейчасъ же выпустилъ старика и, отб?жавъ въ уголъ, всталъ тамъ спиной къ ст?н?, дико глядя на насъ безумными глазами.
— Господи Іисусе! — простоналъ перепуганный старикъ, — вотъ было гд? смерть свою нашелъ… Ну, Семенъ, гляди теперь за нимъ въ оба… Коли что, бей его сапогомъ въ рыло… Парень, я вижу, ты ловкій… Вотъ чорта-то, прости Господи, притащили. Что-жъ теперь намъ д?лать?..
— Не знаю… увидимъ.
— Полоумный, знать?
— Чортъ его знаетъ… Спать, видно, намъ не придется.
— Гд? спать… гляди, гляди!
Полоумный «рабъ Божій», глядя на насъ, поднялъ вдругъ руки надъ головой и, махая ими, пустился по каморк? плясать въ присядку, крича во всю глотку какую-то кабацкую п?сню. Онъ долго верт?лся по полу, похожій на чорта, встряхивая волосами и размахивая полами подрясника. Потомъ, очевидно, измучившись, пересталъ плясать и, подскочивъ къ двери, завопилъ: Отоприте! отоприте! отоприте!..
— Господи помилуй! — шепталъ перепуганный старикъ, — Царица Небесная… Семенъ, на сапогъ, держи, будь наготов?… Коли что, бей его въ торецъ. Вотъ вляпались-то мы съ тобой… Гляди, какъ бы лампочку, спаси Богъ, не разбилъ…
— Отоприте! — вылъ, между т?мъ, пьяный монахъ такъ громко и дико, что, я думаю, на улиц? былъ слышенъ этотъ крикъ.
— Не ори! — раздался за дверью голосъ сторожа.
— Отоприте! — еще шибче закричалъ пьяный.
— Ну, погоди-жъ ты, чортъ! — крикнулъ сторожъ, — мы тя уймемъ… Погоди!..
Онъ ушелъ и скоро возвратился назадъ съ двумя сотскими. Вс? они трое ворвались въ каморку, набросились на монаха, сшибли его съ ногъ и начали колотить и таскать по полу, какъ какой-нибудь м?шокъ съ трухой… Монахъ дико визжалъ и рвался…
— По рылу не бей! по рылу не бей! — кричалъ сторожъ, — охаживай его по бокамъ, вотъ такъ! вотъ такъ! ловко! что, чортъ, будешь орать, а?.. будешь, а?..
Его били и волочили за волосы до т?хъ поръ пока онъ не пересталъ кричать. Потомъ связали ему веревкой руки и, бросивъ въ уголъ на полъ, ушли, какъ ни въ чемъ не бывало… Очевидно, д?ло это для нихъ было привычное, неинтересное, обыденное…
— Успокоили! — подмигивая и весело ухмыляясь, сказалъ старикъ, когда они ушли, — ловко отд?лали: за д?ло… не ори. Задушилъ было, проклятый! Гляди, не издохъ бы ночью, наживешь съ нимъ б?ды… на насъ еще свалятъ… Погляди, дышетъ ли?
Я подошелъ и взглянулъ на лежавшаго навзничь монаха. Лицо его было б?ло и страшно. Изъ угла рта сочилась кровь. Глаза были закрыты. Онъ тихо и р?дко дышалъ.
— Ну, что? — спросилъ старикъ.
— Дышетъ! — отв?тилъ я.
— Ну, а дышетъ, значитъ, ничего… отойдетъ…
Избитый монахъ вдругъ завозился, застоналъ и, повернувшись на бокъ, лицомъ къ ст?н?, захрап?лъ.
— Не отходитъ-ли? — испуганно воскликнулъ старикъ. — Сёмъ, батюшка, посмотри!
— Н?тъ, — сказалъ я, послушавъ, — спитъ.
— Ну песъ съ нимъ!… пущай спитъ… Проспится, будетъ по утру бока почесывать…
Мы поговорили еще кое о чемъ и, погасивъ огонь, легли опять спать точно такъ-же, какъ раньше, кр?пко прижавшись другъ къ другу…
XXVI
Долго-ли я спалъ, — не знаю. Проснулся я отъ того, что меня кто-то тихо трогалъ по лицу ч?мъ-то холоднымъ и мокрымъ. Испугавшись, я вскочилъ и закричалъ:- Кто тутъ?!
Отъ моего крика проснулся старикъ, и слышно было, какъ онъ сперва ошарилъ то м?сто, гд? лежалъ я, и, не найдя меня, испуганнымъ шепотомъ спросилъ:
— Семенъ! гд? ты?..
— Зд?сь! — отв?тилъ я тоже шепотомъ и добавилъ, — меня кто то разбудилъ… за лицо трогалъ.
— Зажигай скор?й огонь! — заволновался старикъ и заерзалъ по полу. — Убьетъ, проклятый! И какъ это мы, дураки, оплошали, — огонь погасили.
Я торопливо чиркнулъ спичку, зажегъ лампу, и вотъ что увидали мы при ея слабомъ св?т?.
На полу, около нашей постели, головой къ ст?н?, ногами къ намъ, лежалъ навзничь монахъ. Ноги его, обутыя въ опорки, поверхъ грязныхъ портянокъ, находились какъ разъ на томъ м?ст?, гд? была моя голова. Очевидно, онъ толкалъ меня въ потемкахъ по лицу этими опорками…
Онъ лежалъ, гляд?лъ на насъ мутными страшными глазами и улыбался, скаля зубы, какой-то страшной и противной улыбкой…
— Что? Что ты? — спросилъ я, отшатнувшись отъ него.
Онъ ничего не отв?тилъ и молча, не переставая улыбаться, водилъ глазами то на меня, то на старика.
Мн? стало страшно. Вся эта долгая ночь стала казаться какимъ-то кошмаромъ…
— Не во сн?-ли я все это вижу? — думалось мн?,- не забол?лъ ли я горячкой… не бредъ ли это?..
— Рабъ Божій! — заговорилъ старикъ, — что ты, а? проснулся, родной, а?.. А ты усни еще… вставать-то рано.
— Гд? я? — прохрип?лъ монахъ.
— Въ хорошемъ м?ст?, землячокъ, — съ усм?шкой отв?тилъ старикъ, — на даровой квартир?… въ гостиниц? господина Клопова.
— Какъ я попалъ сюда? — опять прохрип?лъ монахъ.
— Доставили тебя, рабъ Божій, сюда добрые люди, подъ ручки привели… съ почетомъ…
Монахъ завозился по полу, стараясь встать.
— Развяжите мн? руки! — простоналъ онъ.
— Этого мы не можемъ, — сказалъ старикъ: — не мы тебя связывали.
— Христа ради!..
— Развяжи тебя, а ты опять скандалъ поднимешь, дверь ломать начнешь… Меня давеча совс?мъ было задушилъ… Вотъ кабы добрый челов?къ не помогъ, — былъ бы я теперь въ раю.
— Христа ради! — опять простоналъ монахъ.
— Чудакъ, да ты пойми: какъ намъ тебя развязать… намъ в?дь за это влетитъ… Нельзя, рабъ Божій, ей-Богу нельзя.
Монахъ обвелъ насъ глазами и, плюнувъ, крикнулъ:
— Тьфу ты, дьявольское навожденіе! Угораздило меня… Били меня, что ли, а?.. — спросилъ онъ, глядя на старика.
— Да, было д?ло… повозили порядкомъ… Чай, слышно въ бокахъ-то…
— Покурить бы!
— А табакъ-то есть?
— Въ карман? кисетъ… развяжи руки. — И, видя, что старикъ молчитъ, онъ обратился ко мн? и
