Наконецъ, пришелъ сторожъ, принесъ хл?ба, воды, и осв?тилъ насъ и нашъ клоповникъ св?томъ копт?лки-лампочки.
— Вотъ вамъ и св?тъ, — сказалъ онъ, — гожа бить вшей-то… св?тло! Лампочку-то вонъ тамотка пов?сьте на ст?нку… Эна гвоздокъ-то… Спать ляжете, задуете… А то не трогъ, виситъ такъ… Ну, спокойной ночи!..
Онъ заперъ дверь и ушелъ. Мы остались одни. Въ каморк? было холодно, гадко, печально и пусто. Голыя ст?ны, грязный полъ, уголъ ободранной печи, и больше ничего. Ст?ны, и въ особенности печка, были покрыты пятнами раздавленныхъ клоповъ. Печку, должно быть, не топили: она была холодная. Отъ пола дуло… На потолк? и по угламъ вис?ла паутина. Воздухъ былъ какой-то промозглый, кислый, точно въ этой каморк? стояла протухлая кислая капуста, которую недавно вынесли…
Мы сид?ли на полу другъ противъ друга и молчали. Около насъ стояла лампочка и тускло св?тила, коптя и моргая. Тутъ же лежалъ завернутый въ желтую бумагу черный хл?бъ и стояла кружка съ водой.
— Ну, что-жъ намъ теперь д?лать? — спросилъ я и посмотр?лъ на старика.
— Давай пожуемъ, — отв?тилъ онъ, — а тамъ спать ляжемъ.
— Холодно зд?сь
— А дай-ка выстынетъ, — смерть!
Мы разд?лили хл?бъ поровну и стали «жевать», прихлебывая холодной водой. Хл?бъ былъ черствый, испеченный изъ низкаго сорта муки. Онъ разсыпался и хруст?лъ на зубахъ, точно песокъ. Старикъ размачивалъ куски въ вод? и глоталъ, почти не разжевывая…
— Теперь бы щецъ, — сказалъ онъ, — горяченькихъ… эхъ!..
— Да, — отв?тилъ я, — важно бы!
— Да спать бы на печку на теплую, а?..
— Хорошо бы!
— Живутъ же люди, — продолжалъ онъ, съ трудомъ глотая куски, — и все у нихъ есть… И сыты, и од?ты, и почетъ имъ… Мы же, прости Господи, какъ псы, маемся всю жизнь, и н?тъ намъ ни въ чемъ удачи… А за что, подумаешь?.. Ты кобылу кнутомъ, а кобыла хвостомъ… Эхъ-ма! Спать, что ли?..
— Гд??
— Давай, вотъ, къ печк? ляжемъ… Мое пальтишко подстелемъ, твоимъ од?немся… Сапоги подъ голову. Аль не сымать сапогъ то?.. У меня ноги зашлись… Печку-то, знать, не топили… Экономія на спичкахъ… О, Господи!… Клопа зд?сь сила, надо быть, несосв?тимая… До чего мы сами себя, Семенъ, допустили, а?.. Подумать страшно… Холодно-то какъ, батюшки!. Ну, давай ложиться… Чего сид?ть-то… Сиди не сиди, цыплятъ не высидишь…
Онъ снялъ съ себя пальто и разостлалъ его въ углу около печки. Потомъ разулся, сапоги положилъ въ голову и, прикрывъ ихъ портянками, перекрестился н?сколько разъ и легъ, скорчившись, къ ст?нк?.
— Ложись, Семенъ, и ты рядомъ, — сказалъ онъ, — сапоги-то тоже сыми… Ногамъ вольготн?е… Отдохнутъ они… Огонь-то заверни… На што онъ намъ?.. Ложись скор?й… Холодно, смерть какъ!
Я снялъ пальто, разулся, положилъ сапоги точно такъ же, какъ и онъ, подъ голову и, погасивъ лампочку, легъ рядомъ съ нимъ, накрывъ и его, и себя пальто.
— Двигайся ближе ко мн?,- говорилъ онъ, — кр?пче жмись… Тепл?й будетъ… Дай-кась я тебя обойму вотъ эдакъ… Вотъ гоже… Словно жену… А?.. Семъ, у тебя жена-то есть-ли?..
Я промолчалъ и тоже обнялъ его… Такъ мы и лежали, плотно прижавшись другъ къ другу и дыша — я ему въ лицо, а онъ мн?.
Въ клоповник? было тихо, точно въ подземель?. Слышно было только наше тяжелое дыханіе… Мы оба не спали. Мрачныя мысли, тоскливыя и злыя, кружились въ голов?, какъ воронье въ ненастное, осеннее утро.
— Семъ! — тихонько произнесъ старикъ посл? долгаго молчанія.
— А! — такъ же тихо отозвался я.
— Не спишь, голубь?..
— Н?тъ.
— Объ чемъ думаешь? Тоскуешь, небось, а?
— А ты?..
— Я что, моя п?сня сп?та, тебя мн? жалко… Вотъ какъ передъ Истиннымъ говорю, до смерти жалко… Парень, я вижу, ты хорошій, душевный… отъ этого отъ самаго и пропадаешь…
Онъ говорилъ это тихо, н?жно и любовно… Мн? отъ этихъ ласковыхъ словъ сд?лалось вдругъ невыносимо грустно и такъ жалко самого себя, что я не выдержалъ и заплакалъ… Мн? вдругъ вспомнилась моя мать, ея ласки, милое д?тство и все то дорогое, далекое, невозвратимое, что прошло навсегда, кануло въ в?чность, забылось, закидалось грязью, залилось водкой, заросло дремучимъ л?сомъ всякихъ гадостей…
— Что ты, родной? — шепталъ старикъ, кр?пко обнимая меня, — что это ты?.. Брось!… Ну вотъ, экой ты какой на сердце слабый, брось!… Голубь ты мой, съ к?мъ гр?хъ да б?да не бываютъ… А ты Господу молись… Его, Создателя нашего, проси укр?пить тебя отъ всякія скорби, гн?ва и нужды… Полно, сынокъ, полно, родной!..
Онъ говорилъ это дрожащимъ голосомъ, сдерживая дыханіе, и что-то неподд?льно-искреннее, д?тски-доброе звучало въ его р?чи.
— Трудно жить на б?ломъ св?т?, - продолжалъ онъ шепотомъ, — ахъ трудно!… Каждому свой крестъ отъ Господа данъ… Нести его надо… Тяжело его нести, особливо старому челов?ку… И гр?хи мучаютъ, и все, что д?лалъ, вспоминается… Охъ, тяжело это, соколъ ты мой!… Ты вотъ молодъ, да и то плачешь, а мн?-то каково легко… Кабы ты зналъ, что я видалъ въ своей жизни… Что д?лалъ?.. Какъ жилъ? Господи, гр?хъ юности и нев?д?нія моего не помяни!..
Онъ перекрестился въ темнот?.
— Иной разъ лежишь вотъ эдакъ ночью одинъ да раздумаешься, страхъ нападетъ, ужасъ! И не в?рится… А в?дь все правда, все было.
— Молодъ былъ, — продолжалъ онъ, помолчавъ, — не думалъ, что пройдетъ она, молодость-то… Вали во всю! Пилъ, гулялъ, на гармошк? первый игрокъ былъ… плясать — собака!… Д?вки эти за мной, какъ козы… По двадцать второму году женился… въ домъ взошелъ… Домъ богатый… огородъ… триста грядъ одного луку сажали… Дв? лошади, корова… Жена ласковая, тихая, красивая… Жить бы… анъ н?тъ! не любилъ я ее, жену-то… женился больше изъ-за богатства… надулъ ее… Гулять отъ нея сталъ… Отъ этого пошелъ въ дому раздоръ… да!… вспомнить гнусно! Отецъ-то ея, женинъ-то, строгій челов?къ былъ… по старой в?р?… курить и то заказывалъ мн?… Ну, а я не уважалъ его… противенъ онъ мн? былъ… вотъ какъ, страсть! Онъ слово, а я ему десять… Онъ бы меня по себ?-то и прогналъ бы, да дочку жал?лъ, за нее и терп?лъ только… Немного онъ съ нами пожилъ… года, знать, съ три, не больше… померъ… Я его, сынокъ, по правд?-то сказать, и ухайдакалъ… Повезли мы съ нимъ разъ капусты возъ за городъ, въ им?ніе одно барское… Д?ло было осенью… погода — смерть… дорога — Сибирь!… Стали въ одномъ м?ст? подъ гору спускать, а гора крутая, возъ тяжелый, разъ?хались колеса по глин?, наклонился возъ… вотъ упадетъ… Заб?жалъ мой старикъ сбоку на ту сторону, куда падать-то возу, уперся плечомъ. «Помоги!» — кричитъ. А я взялъ да правой возжей лошадь и тронь… Рванула она, дернула… благая была лошадь, сытая… возъ-то брыкъ!… Ну и того… придавило его… Поб?жалъ я въ деревню… собралъ народъ… вытащили его изъ-подъ воза мертваго… Ну, что жъ тутъ д?лать? Задавило и задавило… Д?ло, видно, Божье… Никто не видалъ, какъ д?ло было… Ну, сталъ я жить съ женой вдвоемъ… Родила она д?вочку… Пожила д?вочка съ полгода — померла… Ну, что-жъ… живу… Хозяинъ дому сталъ полный… жена смирная… безотв?тная… Началъ пить… Пьяный я безпокойный, озорноватый… Приду, — сейчасъ, коли что не по мн?, въ зубы… Родила она мн? еще ребенка, мальчика… Сталъ рости этотъ мальчикъ… Гринька я его звалъ… такой-то веселый, здоровый, любо!… Привязался я къ нему, милый, всей душой и пить сталъ меньше… Около дому сталъ хлопотать, гоношить… Думаю: коли помру, все ему пойдетъ… Съ женой сталъ жить по закону… драться бросилъ… Расцв?ла моя баба… души во мн? не чаетъ… Люди стали завидовать… Жить бы да жить, анъ н?тъ!… Богъ- то взялъ, да по своему и сд?лалъ… наслалъ на меня напасть… горе такое и сказать страшно… Забол?лъ Гринька скарлатиной… Побол?лъ, побол?лъ, да и того… скончался… Охъ, Семенъ, Семенъ, коли будутъ у тебя д?тки, да, спаси Богъ, помретъ который, вспомнишь меня, старика… Все одно, я теб? скажу, взять, вотъ, да ножемъ по сердцу полыхнуть… вотъ какъ легко это!..
