Тем не менее на следующий день проснулся я в ясном сознании: закалка имеется, не привыкать!
Ничего! Советскую власть победили – и это победим.
Настенька, оказывается, ночевала у нас. Вчера разбушевавшегося Кольку мать увела. Первая брачная ночь не состоялась. И будем считать, что это хорошо. Есть дела поважнее. Главное – не потерять самое важное, что ухватили вчера. А то хаос опять все затопит. Если Жора засунул своего оболтуса в театральный, то теперь сам бог велел ему заняться университетом. Не надо ему хватку терять.
Остались формальности. Во всяком случае, я так для себя это называл. Если девочка уже фактически учится в университете, то как-то совсем глупо школу не закончить. Поднялся наверх. Анна слегка удивилась, что я опять с ней чопорно и на “вы”. Но дочь же дома у нее.
– Я же не всемогуща! – смутилась она.
– Сделаем, что получится. – Я оказался еще скромней.
И только спустился (Настя как раз выходила из ванной) – звонок! Жених оклемался? Вот некстати. Месяцок бы подождал!
Открыл – Варя! Белые кудри сияют. Глаза!.. В руках учебники.
– Здравствуй, Настя!
Та хмуро кивнула.
– Хотела спросить у тебя одну вещь, – показала учебники.
Это она – “хотела спросить”! Отличница – у двоечницы! Ангел!
На то, чтобы “учить”, Настька купилась! Тут ее хлебом не корми – дай покомандовать. С восторгом подслушивал, как хрипит ее прокуренный бас, а Варя лишь вставляет кроткие замечания.
Ссору с Колькой тайно поддерживал: еще бы недельку! Ну прямо я дирижер! Точней – режиссер! Еще точней – балетмейстер. Впрочем, это было нетрудно. Один только раз Колькино имя вырвалось у меня, Настя так рявкнула, что стекла задребезжали:
– Отдохнет!
А мы пока все экзамены сдали, последний остался!
– …Хорошая девочка! – не удержавшись, сказал, когда Варя в очередной раз нас покинула.
– Отвратительная! – отрубила Настя.
И перед последним экзаменом внезапно исчезла. Кто так может, кроме нее? С Колькой, видимо, помирилась – как всегда, невпопад. Во всяком случае, Колька тоже исчез. Сима, до этого недружелюбная, сама пришла.
– В Петергофе они! – Сима сообщила. – Колька звонил.
У этого хоть жалость, похоже, есть! Да, славное нашли местечко для медового месяца – у сумасшедшей бабки.
И вот Настя позвонила:
– Ну?!
Хорошее начало. Это после всего, что натворила она! Я задохнулся от возмущения:
– Что значит “ну”?
– Ну! – произнесла еще более гневно.
Опешил:
– У тебя же экзамен завтра!
Долгая пауза. Видимо, неожиданность.
– Буду, – буркнула.
– А где ты сейчас?
Гудки. Чувствует “моральное право” так себя вести? “Вспомнила” о бабке?
Появилась за полчаса до экзамена. Тертые джинсы, мятая футболка. Самое жуткое – мятое лицо. Глаза припухшие, красные – явно не с трезвости! “Бесстрашная!”
Надо признать, что и наглаженная форма с белым передником тоже не ждала ее в гостиной – тут Ноннин пробел. Да этот наряд и не подошел бы Насте.
– Ну? – села в прихожей, даже не заходя в комнату. В смысле – пошли? В моем участии все же заинтересована. Уверена, что я тут работу провел.
Нонна бродила по квартире, как измученная алкоголем моль, мало что понимая. Где прячет “это”? Все недосуг поискать. Все слишком стремительно развивается. Дочь, нечесаная и пыльная, злобно пристукивала в нетерпении ногой: буквально на час сюда вырвалась от важных дел. Выходит, мне одному это надо? Почему я это должен терпеть?! А какие варианты?
– Выходим?
Пожала плечом, что, вероятно, обозначало “однох…ственно” – слово из репертуара Кольки, но усвоено хорошо.
Кстати, как Колька? Вопрос разве что вскользь. Мне это тоже “однох…ственно”, как и ему.
Спустились по лестнице. На дверь своих ближних родственников даже не глянула. Хладнокровие? Я бы
