…Вечером обе лыка не вязали! Колька позвонил:
– Скажите же им что-нибудь!
– А ты-то где был?!
– Могу я домой съездить помыться, рубаху сменить?!
Рубаха новая, а жизнь прежняя!
Звонок в дверь. Вернулась, подруга? Подливу не поделили?
Резко распахнул дверь. Прекрасное видение!
– Варя?
Бывшая соседка, из бывшего дома, с верхнего этажа… Идиотская формулировка. Но – чураюсь красивых слов.
– А Насти нет дома, – пробормотал я.
– А я знаю. Я к вам.
“Зачем” – бестактный вопрос.
– Вы такой человек! Все выносите. А о вас-то заботится хоть кто-нибудь?
Вот и ангел слетел!
– Что болит, Настя?
– Все, отец. Кровянка изо рта хлещет.
– Но это, ты говорила, давление регулируется?
Молчит. Этого я и боюсь.
– Сходи к доктору!
Это я ляпнул. Как – сходи?
– Издеваешься, да?
– Так пусть отнесет Колька тебя.
– Он на репетиции.
– На какой?
– Откуда я знаю, папа?
– А ты что-то делаешь? В смысле – работаешь?
– Я перевожу, папа!
Сказать, этого мало? Но для нее, может, в самый раз?
Колька позвонил поздно. И языком уже плохо владел.
– …Кровь не переставая идет!
– “Скорую” вызывали?!
Не разобрать, что бормочет. Да еще собаки орут!
– Приезжали…
– И что?!
– Сказали, что в бомжатник этот не будут входить!
– Едем!
Нонна сидела на табурете, свесив руки:
– И что, Венчик?!
– Думай! Помнишь, когда ты в регистратуре работала, там у тебя такой доктор был, Фельдман. Ты говорила, на помощь сразу кидался.
– Я уже не помню ничего, Венчик.
– Но сейчас – надо. Где эти записнухи твои? Господи! Какой хлам!
Фельдман был строг и элегантен. Однако, не морщась, вошел:
– Здравствуй, милая! Ну, показывай, до чего ты себя довела.
– Вот. – Настя смущенно показала скомканные тряпки в крови.
– Это от давления у нее, – пояснил я.
– Покажи-ка живот.
– Отвернитесь! – Настя смутилась. При всей своей разудалости очень стеснительная была. Ноги даже прятала! Помню, на озеро мы шли сзади нее, смеялись: “О, какие ножки, оказывается, у нее!” Огрызалась!
Стояли за дверью. Долгая тишина. Наконец Фельдман поднялся:
