Заветное ожерелье
Меж мятежных костров
Ты ожидая меня
Сохрани
И когда раскатится дробь подков
Точно камешки из горсти
Ты меня вспомни
Моя любовь
Вспомни встреть
И прости
Или это только легенда? Все было проще, граф Эйле познакомился с Налью, приезжая к ее деду по делам Ордена? Ивар так и не спросил. Наль… Майка… У девчонки теперь тысяча покровителей и защитников, а матери — нет. Не исправишь ничего!
Ивар поднял с песка горсть янтарных осколков — янтарь попадался здесь на каждом шагу — и, держа на ладони, смотрел сквозь них на свет. Янтарь светился, в нем проступали пузырьки и полоски. И в лад с ними звучали и путались в голове чьи-то голоса. И казалось, что так уже было однажды, только не он шел по этому берегу. Ивар никого не любил тогда, кроме матери и святой Юдит, а наяву ему не встречались святые. И замок на берегу тоже однажды был. Только не получается вспомнить его имя.
Ивар не заметил, что снял повязку и задумчиво скручивает полотно. На рубце выступила сукровица. Князь небрежно стер ее ладонью. Отбросил бинт, натянул рубаху. Ткань прилипла к шраму, будет больно отдирать. Он с досадой отмахнулся. Сунул за пояс янтарины. Пусть девчонка порадуется. Майка… Наль…
Надо дождаться Виктора.
Над Эйле плыли облака. Так похоже на Ниду. Нида близко — через пролив, можно запросто переплыть. Ивар даже усмехнулся. И так позволяет себе слишком многое — например, вот как сейчас, бродить по берегу без охраны. Хоть Виктор и просил… Но Ивар все равно поступит по-своему — мертвым можно.
Майкина нянька бухнулась князю в ноги, едва он переступил порог.
— Княже, оборони, помоги, не допусти, тебя она послушается!..
Он рывком поднял тетку с колен:
— Что?!
Содрав намитку, нянька вытерла ею мокрое от пота краснющее лицо:
— Совсем с глузду съехала девка. Велела седлать к жениху ехать, да сбросит Лешак в первые кусты! Да крыжаки, да разбойники… хорошо, я ее заперла…
— Постой, — вклинился князь, — какой жених?
Нянька опять предприняла попытку бухнуться на колени:
— Так дон князь не знает? Так гонец был…
— Где?
— На поварне. Подарили дурище перстенек!.. — донеслось сердитое в спину. В поварню Ивар ворвался туча тучей. Белобрысый паренек-гонец, наворачивающий кашу с пряностями, уронил ложку и вскочил, хлопая голубыми очами.
— Кто тебя послал?
— Ви-виктор, — назвал растерявшийся паренек графа по имени. — Мне дочка д-дона п-п-перстенек п-показала — я ей и…
Ивар взялся за голову.
— Не кипятитесь, княже, не виноват олух, — подала голос повариха, кинула ложку: — Антя, Антя! Князю вина налей!!
На столе словно сами собой образовались кувшин, серебряный кубок, еще один горшок с кашей, плетенка с напластованным караваем, холодная баранья нога. Запах чеснока от нее разил наповал.
Князь Кястутис глотнул из кувшина, не замечая, что красная виноградная кровь течет по подбородку и щедро кропит рубаху на груди.
— Не трясись. Еще раз сначала, — велел он гонцу.
Тот дернул тонкими ноздрями, с тоской посмотрел на баранину, сглотнул:
— Граф Эйле и Рушиц будут тут о конце седьмицы вместе с донами Рошалем и Смардой. Дона Смарду отбили от крыжаков, он жив и почти здоров.
Ивар моргнул.
— В Тверже дона держали, а как на казнь повезли — его и отбили, — парень постарался, чтобы между ним и взбешенным князем кроме стола оказалась скамья.
— То же самое ты графине сказал?
Гонец икнул.
Князь выскочил на крыльцо и гаркнул:
— Мариса ко мне!
Марис был Эйленским управителем. Графское хозяйство немаленькое, требует глаз да глаз — и управитель вполне мог оказаться в нескольких десятках верст от замка. Но нашли его почти мгновенно. Препоручив Марису сборы, Ивар наконец удосужился подняться в покои, где нянька заперла юную графиню.
— Ключ!
Тетка засуетилась, путаясь в юбках, после хлопнула себя по лбу и нырнула в укладку.
— Бесится, слышь, — пожаловалась она. — Даже сквозь стенки слыхать.
Майка рыдала в голос.
— Все равно убегу! По простыне спущусь! Вы права не имеете!!
Ивар рванул на себя тяжеленные двери. Оглядел разоренную светелку, узорчатые решетки на окошках. Передохнул.
— Не имеете права!! — голосила Майка, зажмурясь.
— И права, и лева…
— Ой!..
Она кинулась князю на шею, заливая слезами и без того испорченную рубаху.
— И-ивар…
Князь осторожно отстранил девушку:
— Перестань. Собирайся.
— Куда?
— К жениху.
Майка покраснела — хотя куда уж больше. Рукой с Кольцом вытерла лицо и отвела спутанные волосы.
— Это я так… сказала… — пробормотала она. — Чтоб отпустили. Мы с Борькой…
Князь отвернулся.
— Ты знала, что его…
— Ага, — призналась Майка, шурша за спиной. — Но мне строго-настрого… Ты же кинулся бы его
