взметнулась к макушке. Нащупав длинные шелковистые волосы, Мидори облегченно вздохнула, хотя и задумалась, почему ее выделили. Оглядев себя, она увидела, что тоже облачена в серое. Должно быть, ее переодели во сне. Мидори переполнили стыд и досада. Она-то считала себя неглупой, и вот – надо же! – попала в сети к Черному Лотосу.
По проходу между футонами шла монахиня, ударяя в гонг.
– Подъем! – скомандовала она. – Пора начинать новую жизнь!
Новоиспеченные сестры завозились, шепчась и зевая. Мидори села и тотчас поморщилась от сильного головокружения. Девушки-служки подали горячий чай и миски с рисом.
– Никаких разговоров, – объявила монахиня.
Получив свою порцию, Мидори поняла, что проголодалась, но вовремя вспомнила об отравленной пище. Если она хочет сохранить здравый ум, то не должна есть ничего, приготовленного в секте.
– Если не хочешь, можно, я съем за тебя? – прошептал кто-то рядом.
Она подняла взгляд и увидела сидящую на соседнем футоне Тосико. Та выглядела сонной; ей тоже оставили волосы. Мидори обратила внимание, что бритва не коснулась самых привлекательных. Тревожась за новую подругу, она громко прошептала:
– Нет, нельзя! В ней может быть...
– Что 'может быть'?
Мимо проходили монахини. Мидори не хотела выяснять, чем карается нарушение правил. Еще она поняла, что не может оставить Тосико на милость Черного Лотоса. Придется забрать ее с собой.
– Потом объясню. – Тут любопытство взяло верх, и она спросила: – А что Анраку тебе обещал?
Ответить Тосико не успела: в этот миг монахиня погнала всех на улицу – оправиться и принести воды из колодца для умывания. Потом она повела их в большую молельню. На подворье кипела работа: множество священников и монахинь волокли тюки риса, охапки дров и уголь, кувшины масла, бочонки соленых овощей и связки сушеной рыбы. Мидори недоумевала, зачем секте столько провизии, если вокруг нет ни одного паломника. На нее напал страх.
Черный Лотос действительно распустил всех посетителей. Кроме нее, здесь не осталось никого из внешнего мира. День был погожий и солнечный, но Мидори чувствовала какое-то движение в воздухе, словно бы сгущались невидимые тучи. Ей захотелось поскорее сбежать, пока не стряслось чего похуже. Но возвратиться с одной только историей посвящения, которую не рассказать даже под страхом смерти, Мидори не могла. Приди она с пустыми руками, получится, что ее унижения были напрасными. Вдобавок, убедившись, что секта действительно вредна, Мидори хотела помочь с ней разделаться. 'Надо быть храброй, – твердила она себе, – и держаться до тех пор, пока не добуду обещанных доказательств'.
В большой молельне их группа примкнула к толпе коленопреклоненных монахов и монахинь. Пожилой священник читал нараспев сутры, которые все должны были повторять. Мидори выбрала место поближе к Тосико и затянула молитву. Сегодня зал выглядел иначе. Зеркала притаились за драпировками, на алтаре горело всего несколько свечей, однако в воздухе по-прежнему ощущался накал прошлой ночи. Старшие монахини и священники стояли у дверей и в узких проходах между рядами молящихся. Пригнувшись, Мидори пихнула Тосико в бок.
– Черный Лотос опасен, – прошептала она. – Из-за него гибнут люди. Здесь скоро случится беда.
– Откуда ты знаешь? – отозвалась Тосико.
Как ни страшно было Мидори раскрыться перед недавней знакомой, другого не оставалось: иначе та вряд ли поверит.
– Я Ниу Мидори, веду наблюдение для супруги нашего сёсакан-самы. Она-то мне и сказала. Моя задача – разведать, что здесь происходит. Как только я это узнаю, сразу уйду. Тебе лучше пойти со мной, если не хочешь пострадать.
Бормоча слова молитвы, Тосико метнула на нее испуганный взгляд. Потом прошептала:
– Я согласна. Что будем делать?
– Чуть попозже я выберусь осмотреться, – ответила Мидори, – а потом вернусь за тобой.
В перерывах между молитвами группы служителей входили и выходили из зала, молясь попеременно.
Через некоторое время монахиня повела Мидори и остальных к зданию, где размещалась печатная мастерская. Одни монахини нарезали там бумагу и разводили в горшках едкую тушь, другие стояли у верстаков, нанося краску на деревянные блоки с вырезанными на ней символами, а затем прижимали их к бумаге. Мидори и Тосико отрядили резать оттиски на полосы с воззванием 'Радуйтесь! Грядет эра Черного Лотоса!'. За работой следили два священника. Мидори дождалась, когда что-то в другом конце мастерской отвлекло их, и осторожно направилась к двери.
– Куда это ты? – раздался громкий окрик.
Мидори, вздрогнув, обернулась и поймала на себе пристальный взгляд монахини из-за печатного станка. Священники двинулись к ней.
– В уборную, – выкрутилась Мидори, только теперь поняв, что все здесь следят друг за другом.
– Пойдешь с ней, – сказал монахине один из священников.
По пути в туалет и обратно та не спускала с Мидори глаз. Незадачливая беглянка вернулась к работе. Через некоторое время она прошептала Тосико:
– Помоги мне выбраться.
Подруга провела ножом меж столбцов напечатанных иероглифов.
– Я попытаюсь отвлечь остальных.
– Когда? – тревожно спросила Мидори.
– Надо выждать время. Просто будь начеку и не торопись. Когда я подмигну, беги.
Теперь Мидори была рада, что доверилась Тосико. Именно такой сметливой помощницы ей и недоставало.
– Нельзя было оставлять Хару в тюрьме, – сказала Рэйко мужу.
Был уже вечер, когда они ехали по Нихомбаси в сторону замка. Рэйко сидела в паланкине, а Сано шел рядом, ведя лошадь под уздцы. Открывали шествие Хирата и сыщики. Незадолго до отъезда Сано закончил дознание в тюрьме, сообщил Рэйко о результатах и сказал, что пора домой. Рэйко совсем не хотелось бросать Хару одну, и с версией мужа она была не согласна, но из боязни подорвать его репутацию удержалась от критики на людях и до сих пор молчала.
– С Хару все обойдется, – ответил Сано. – Я выделил для нее двух своих охранников, а о ранах позаботится доктор Ито. Надзиратель предупрежден, что будет разжалован, если с ней случится нечто подобное. Тюремщиков, которые надругались над ней, я приказал высечь. Они ее больше не побеспокоят.
– Но ведь ты нашел не всех нападавших. – Рэйко передала то, что слышала от Хару. – Куда исчез третий?
– Было только двое, – возразил Сано, когда они замедлили ход, пробираясь через торговые ряды. Сказал как отрезал.
Предчувствуя бурю, Рэйко собралась с силами.
– Хару говорит: трое.
– Мы с Хиратой опросили всех, кого нашли в тюрьме, проверили, где они были прошлой ночью, обыскали казармы на предмет испачканной кровью одежды, – отчитывался Сано, – и не видим причин думать, что в нападении замешан кто-то, помимо тех двух тюремщиков.
– А что, если он был не из тюрьмы? – спросила Рэйко, все же беспокоясь о несоответствиях в его с Хару версиях. – Я думаю, он священник из Черного Лотоса. Пытался запугать Хару, чтобы она созналась в убийствах и поджигательстве.
– Точнее, она так сказала, – скептически заметил Сано. – Когда двое тюремщиков повинились, я расспросил их о том, как все было. Они говорят, что только велели Хару молчать, и больше ничего. Заключенные из соседних камер тоже ничего не слышали.
– Эти тюремщики, должно быть, сектанты и покрывают своего главаря, – возразила Рэйко. – А заключенные могут лгать из страха перед тюремщиками.
Сано покачал головой. Его профиль стал тверже – было видно, что он раздражен.
