15 Был когда-то в детстве случай. Сорванца купая, мать улыбнулась: — Ты везучий, на тебе веснушки тучей, их считать — не сосчитать! То ли ветер, то ль веснушки, но Иван в объятьях строп приземлился на опушке прямо в свеженький окоп. И вокруг — улыбки, взгляды, голоса со всех сторон: то бойцы Интербригады поздравляли с тем, что он в тесном небе смело бился, разгонял проклятых ос, что сгореть не торопился и к земле себя донес. Между тем свистели пули. Тяжко охал миномет. Ваню враз к земле пригнули: — Полезай в блиндаж, пилот! Столько сделает не всякий… Глянь, три мессера — зола! Отдохни. А мы атакой выбьем «мавров» из села.— Попросил Иван напиться, натянул берет, как блин. — Из меня неважный рыцарь - страшно мне, когда один… Что нам нужно? Скибка хлеба, в сердце — правды свет живой. Человек, пришедший с неба, по земле уходит в бой. Время мчится каруселью. Жизнь и гибель — на весах. Люди падают на землю, звезды гаснут в небесах… Край селения. Халупы. Трубы. Красный виноград. Словно черти, скалят зубы трупы «мавров» у оград. Крики. Стоны. Наступленье. Пулеметы режут слух. И на площади селенья Ваня вскрикивает вдруг. Острый шпиль. Крестов засилье. Воздух тяжким звоном сыт. Перед церковью Люсия, как на струночке, висит. Захлестнула бычья жила шею тонкую. Со зла солнце в небе потушила, поцелуи отняла. И висит она, нагая, не окутанная мглой, от мучений отдыхая перед небом и землей. В прежней гордости — бездонна, в наготе своей права, неприступна, как мадонна, только набок голова… Медь грохочет монотонно. Мира девушка полна. Ване чудится — от звона чуть качается она. Пуля поле не скосила, не убила царство лоз… Вот как встретиться, Люсия, нам с тобою довелось! Где он, Гойя? Нужен Гойя — чтоб видали все края, как шатается от горя здесь Испания твоя. Ты в душе ее носила, берегла ее слова. Ты во всем права, Люсия! Ты — мертва, она — жива. Я б хотел при расставанье, покидая этот край, крикнуть только «до свиданья», а приходится — «прощай». Опоздал с небес спуститься: много в воздухе возни…
