А где же твоя телеграмма? 192 Ах боже, о чем я… Как можно, такая причина… Какой ты высокий, на батю похожий мужчина! Ему бы сегодня из братской могилы подняться — на сына бы глянуть… Но сны ему даже не снятся— Ну, ладно, не буду. Да ты хоть присядь для начала. Какой ты геройский! А я ведь, сынок, и не знала… Где Таня? Да как же… Видать, с нашей почтой неладно. Ушла твоя Таня. А мне вот, поверь, не досадно! Тебя не дождалась, со мной не обмолвилась словом, веселую свадьбу сыграли они с Шинкаревым… Ну вот, ты приехал, а я угощаю лишь речью… Что? Плачу зачем я? А я и сама не отвечу. 19 Никуда от чувств не деться. Гуси водят хоровод. По смешным дорогам детства Ваня с прутиком идет. Тут следил, дышать не смея, за полетом мотылька. Там на длинной нитке змея запускал под облака. Край родной! Душа наружу. Только отзвуки в груди. Здесь хотел украсть он грушу… Побыстрее проходи! Проходи скорее, память, мимо стареньких ворот, где берет девчонка пламя, возвращает горький лед. Проходи! Весна отпела, кончен синих рек разлив. Проходи! Какое дело нам до чуть раскосых слив? Образ временем уменьшен. Сорняками луг порос. Мало, что ли, в мире женщин? Мало, что ли, в мире кос?.. Обойди тот сад — и крышка, прежний образ обойди… Но, как пойманный зайчишка, сердце мечется в груди. Молодой и крепконогий, обогнешь ты по пути шар земной… Но нет дороги эти груши обойти. Лунный вечер. Снег искрится. В избах лампочки дрожат. Словно крылья синей птицы, тени долгие лежат. Все дремотно под луною. Скрип шагов смывает тишь. Глухо слышно за спиною: — Может, все же погодишь?.. Обернулся. В белой шали, в полушубке на меху подошла… И замолчали паровозы на бегу, водопады меж нагорий, грозы в летней стороне, замолчали штормы в море, пушки смолкли на войне. Стихло все, чтоб в мирозданье слушать истину и ложь… Повернул лицо он к Тане. — Здравствуй, Таня. Как живешь? Ты мне, может быть, ответишь, молодой товарищ врач: ты нас лечишь иль калечишь? Только, Таня, чур, не врать!
