Я, видать, неважный рыцарь. Ты, Люсия, извини. В полдень, боем перегретый, густо падал долгий звон. Возле церкви, сняв береты, молча плакал батальон. 16 Ваня Климов в часть явился похудевший. Капитан поглядел, не удивился. — В целом жив, камрад Хуан? Ну, позволь тебя по-русски…— Усмехнулся командир.— Хочешь водки без закуски?.. Заслужил ты этот пир. — Не хочу,— ответил Ваня.— Что с Родригесом? Где он? — Дальний путь и расставанье. Погрузили в эшелон. Помолчал комэск сурово. — Крепко ранен Шинкарев. Нам теперь за Шинкарева драться нужно… Ты здоров? Отдохни денек от ада — вся награда и почет… — Ни минуты мне не надо, только дайте самолет! Сны не встанут к изголовью до поры, пока в бою я коричневою кровыо боль большую не залью!..— Черных пушек гром картавый, гул трагической войны. Есть у вас свои уставы, донкихоты из Полтавы, из рязанской стороны! Вижу я, как ходит в латах на дорогах боевых наша молодость тридцатых пред грозой сороковых. Огнеметы плавят камни. Сиротеет детвора. И звенят в ночи клинками надо мной прожектора. Пахнет гарью ветер встречный. Темным тучам нет числа. Длится спор наш бесконечный — вечный бой добра и зла. 17 Мчится поезд. Поле. Пропасть. Паровозный дым и чад. — В отпуск, в отпуск, в отпуск, в отпуск! стыки стылые стучат. Нет для чувства расстояний, для мечты предела нет. — Таня, Таня, Таня, Таня! — гулко слышится в ответ. Дым с откоса мчится косо. Басом полнятся мосты. Разлинеили колеса снега белые листы. Бьет по стеклам ветер колкий. Невдомек тебе, народ, что молчит на верхней полке белобрысый Дон-Кихот, курит едкую махорку. Не спешит признаться он, что звездой на гимнастерку лег испанский небосклон- Ожиданье душу колет- Летчик улицей идет. И несется вдоль околиц: — Гляньте: Ванька Дон-Кихот! Чертенятам страх неведом. Краснощекою гурьбой, хоть гони, шагают следом и кричат наперебой. Крыши белы. Вишни русы. Не твоя ль, Иван, вина — на заборах те же плюсы, но другие имена?.. 18 — Ванюша! Ванюша! — Беззвучно заплакала мама.— Ну вот ты и дома…
