практически, и физиологически это невозможно — быть в благородном порыве
непричинения страданий живому объекту создания и в то же время продолжать
готовить из него обеды. Если уж мы морально готовы отнять жизнь у другого существа
просто, чтобы удовлетворить вкусовые ощущения необычном сортом пищи, тогда это
существо не более, чем объект, предназначенный для нашего использования. Возможно
со временем мы придем к тому, чтобы рассматривать свиней, коров и цыплят, как вещи
для наших нужд, независимо от того, каким сильным наше сострадание может быть,
если мы находим целесообразным получать некую поддержку от тел этих животных.
Тогда возможно ценой, которую мы будем в состоянии заплатить, будет необходимость
хоть немного изменить их жизненные условия и тогда маловероятно, что мы будем
относиться к этим изменениям слишком критически. Кстати и современные
животноводческие фермы — это тоже не что иное, как осуществление в
технологическом плане того, что животные предназначены для нашего использования.
Оказывается, что привычки нашего питания слишком дороги для нас и их не так легко
изменить. А пока что многие из нас испытывают сильный интерес в том, чтобы убедить
себя, что наше изменение отношения к другим животным (учитывая, что и мы
животные) не потребует от нас прекратить использование их в пищу. Из привычки к
мясному питанию еще не следует, что никто не будет задумываться над вопросом о
создании таких условий для животных, где страдания при их выращивании были бы
исключены. Пока что в практическом понимании этого вопроса представляется
невероятным культивирование животных в больших масштабах без причинения им
страданий. Даже если не пользоваться столь ужасающими методами интенсивного
животноводства, то все равно и традиционное фермерское патриархальное разведение
животных включает в себя такие тяжелые моменты как кастрация, отделение матери от
приплода, ломка стада у стадных видов, клеймение раскаленным металлом,
транспортировка на бойню и, наконец, сам забой. Поэтому трудно представить
возможность разведения животных для производства продуктов питания даже на
каком-либо из перечисленных нами этапов этой отрасли. Возможно это можно сделать
в маломасштабном разведении животных, но тогда мы никогда не сможем накормить
мясом современное гигантское городское население, занимаясь неким камерным
животноводством. И если это может быть сделано вообще, то мясо животных, и так
весьма недешевый продукт, может стать еще дороже, чем сегодня. В целом это
показывает, что получение пищевого протеина путем преобразования и накопления его
через организмы животных — это дорогостоящий и неэффективный путь. Поэтому
мясо животных, выращенное и забитое для его получения без причинения страданий,
превратится в изысканный деликатес, доступный только богатым людям. Все это
говорит о том, что немедленную постановку вопроса об этичности нашей ежедневной
диеты в любом случае пока нельзя считать своевременной. Даже если в теоретическом
плане допустить возможность культивирования животных на мясо без причинения им
страданий, факт заключается в том, что мясо, доступное для потребителя через мясные
лавки и супермаркеты, поступает от животных, которые в процессе своего
выращивания испытывали страдания. Поэтому вопрос, который мы себе должны
задать, звучит не так: имеем ли мы всегда право есть мясо? А так: вправе ли мы есть
именно это мясо? И я думаю, что и те, кто возражает против всякой потребности в
убийстве животных, и те, кто возражает только против причинения животным мук и
страданий, должны объединиться и дать таким образом на это отрицательный ответ.
Переход к вегетарианству — это не просто символический жест. И это не попытка
изолироваться от отвратительных реалий и безобразий мира, спрятавшись под колпак
чистоты и праведности, и таким образом снять с себя ответственность за жестокость и
