аморально есть аккуратно разделанные трупы животных и даже в том случае, если они
прожили приятную жизнь, полную удовольствия и умерли без боли легкой смертью.
Как видим, вегетарианство — это одна из форм бойкота. Для большинства
вегетарианцев бойкот имеет непрерывный характер. С тех пор, как они порвали с
привычкой есть мясо, они не смогут далее одобрять забой животных, чтобы тривиально
удовлетворить свои пищевые желания. Надо помнить, что до тех пор, пока мы не
бойкотируем мясо, каждый из нас способствует существованию, процветанию и росту
животноводческих фабрик и всех других жестокостей, имеющих место при
культивировании животных для пищевого использования.
Таким образом, последствия спесиецизма вторгаются направленно в нашу жизнь и все,
что мы могли сделать в случае несогласия с ним, это остановиться на персональном
словесном выражении сочувствия животным. Теперь мы имеем возможность все-таки
СДЕЛАТЬ что-то вместо обычных разговоров и пожеланий политиканов, как это
бывает иногда. Конечно, это легче — занять позицию где-то рядом, в стороне от
реальных дел, но дело заключается в том, что спесиецисты, подобно расистам,
разоблачают свою истиную природу, когда проблема приходит к ним в дом и касается
их непосредственно. Конечно, можно и нужно протестовать против боя быков в
Испании или избиения детенышей тюленей в Канаде и в то же самое время с чувством
выполненного долга продолжать поедать цыплят, которые провели свою жизнь,
стиснутые бок о бок в клетках, или телят, еще младенцами отобранных у своих
матерей, а вся свобода животных заключается в свободе лежать на стеллажах с
вытянутыми и несгибаемыми ногами. Все это подобно тому, как если бы считать, что
вся вина апартеида в ЮАР, — это когда ваших соседей просят не продавать их дома
чернокожим.
Чтобы сделать бойкот, исходя из аспектов вегетарианства, более эффективным, мы не
должны быть чересчур осторожными в нашем отказе питаться мясом. В нашем
всеядном и всепоглащающем обществе вегетарианцу всегда может быть задан вопрос о
причинах его странной диеты. Это может раздражать и даже привести в стеснительное
состояние, но зато это всегда обеспечивает возможность рассказать людям о
жестокостях, о которых они никогда не слышали и не подозревали. (Кстати, я сам
впервые узнал о существовании ужасающих животноводческих фабрик от
вегетарианца, который успел объяснить мне, почему он не ест мяса). Мы должны
способствовать присоединению к бойкоту мяса новых людей в возможно больших
количествах. А эффективность его мы можем обеспечить только тогда, если сами
будем служить примером в этом. Люди иногда пытаются оправдать мясное питание,
говоря, что животное уже всегда бывает мертвым, когда они покупают его. Слабость
такого аргумента, который я слышал совершенно серьезно много раз, должна быть
очевидной, если мы рассматриваем вегетарианство, как одну из форм бойкота.
Например, не охваченные профсоюзом рабочие виноградных плантаций и
паковальщики на складах в течение виноградного бойкота, инспирированного
усилиями Цезаря Чавеса, получили улучшение в зарплате и в условиях труда на
виноградниках. Но в этих двух бойкотах есть большая разница. Если работодатель
может поднять зарплату низкооплачиваемым рабочим, обрабатывающим землю
мотыгой, то никто уже не сможет взять бифштекс или даже кусок сырого мяса и опять
сделать его живым животным. В то же время в обоих случаях цель бойкота
заключается не в том, чтобы переделать прошлое, а в том, чтобы предотвратить
продолжение тех условий, против которых мы возражаем.
Я заострял внимание на элементах бойкота, связанного с вегетарианством так
усиленно, чтобы читатель мог спросить, если отказ покупать мясо заведомо не станет
