Франкфурте и один из наиболее откровенных западно-германских противников так
называемых ферм интенсивного животноводства, считал, что неведение относительно
таких ферм сегодня есть следствием необразованности и склонности прежних
поколений немцев к другим формам зверства, также скрываемых от чужих глаз. И без
сомнения в обоих случаях это не объяснялось невозможностью найти выход, а скорее
нежеланием его искать и не знать фактов, которые могли тревожить совесть людей.
Мысль о том, что мы можем полагаться на общества содействия благосостоянию
животных в смысле недопущения жестокости к ним, сама по себе обнадеживающая.
Большинство государств сейчас имеют по крайней мере одно влиятельное общество
защиты животных. В Соединенных Штатах, например, имеется Общество
предотвращения жестокости к животным, Американская Гуманистическая ассоциация
и еще Гуманистическое общество Соединенных Штатов. В Британии — это
Королевское общество по предотвращению жестокого обращения с животными,
остающееся неизменным как крупное объединение. Правда, было бы резонно спросить:
почему эти ассоциации не привлекают внимания общественности к фактам, которые я
изложил в главах 2 и 3 этой книги?
Имеется несколько причин умолчания фактов о вопиющем отношении к животным, в
т.ч. по самым важным направлениям этого вопроса. Одно из них историческое. В те
времена, когда были основаны RSPCA и ASPCA, это были радикальные, почти
бунтарские группы, стремящиеся влиять на общественное мнение. При таких
обстоятельствах протесты по всем формам жестокости, в т.ч. и по жестокости на
фермах (такой же самой, как сегодня) были неисчерпаемым источником нападок, брани
и критики правительственных группировок. Однако постепенно, по мере того, как эти
организации росли в своем богатстве, количестве членов и респектабельности, они
потеряли свой радикализм и стали частью элиты. Они установили тесные контакты с
членами правительства, с предпринимателями и учеными. Поначалу они действительно
пытались использовать свои контакты, чтобы улучшить условия жизни животных и
какое-то минимальное улучшение действительно имело место, но в то же время
контакты с теми, чьи интересы основывались на использовании животных в пищу, или
для научных целей, притупляли их радикальный критицизм, вдохновлявший когда-то
основателей таких обществ. Опять и опять самые фундаментальные принципы
общественного протеста становились предметом социальных компромиссов в угоду
тривиальным реформам. Девизом их было: лучше небольшой прогресс сейчас, чем
вообще ничего, но чаще всего реформы проводились неэффективно для улучшения
состояния животных и осуществлялись они скорее для успокоительных заверений
общества, ничего не делая для решения существующей проблемы*.
* Примерами этого могут служить Акт Британского правительства «О жестокости к
животным» от 1876 года и Акт Соединенных Штатов 1966—1970 гг. «О
благосостоянии животных», оба из которых устанавливали ответственность за
использование животных в экспериментах, но мало что сделали в пользу животных.
По мере того, как увеличивалось богатство общественных организаций, приобретали
важность и другие соображения. Какое-либо улучшение благосостояния животных
стало рассматриваться как милость к ним. Такой статус наложил на идею о защите
животных значительное бремя с ореолом спасительности. Но при этом условия
существования
животных
опять
квалифицировались
как
милость
