Мир перевернулся. В животе разлилась боль, совсем как от того яда, которым ее угостили сестры Белого шпиля. Перед глазами разверзлась черная пустошь, бескрайняя, безжизненная. Куда-то делась рука эрла - он больше не мог причинить Хани боль. Словно во сне, девушка видела темный туман, который обволакивал все вокруг, не обминая ни камня, ни дерева, ни человека. Обернутые в живой саван, они растворялись, становились прахом. Хани могла только смотреть - холодная, безучастная. 'Я умерла, я больше не вижу мир таким, как его видят живые, - подумала она'. Хотелось закрыть глаза, но неведомая сила заставляла ее смотреть. Деревня сделалась каменной пустошью, на самом севере которой, курилась мгла с частыми всполохами молний.
А потом прямо под ней треснула земля, с грохотом разомкнула каменные челюсти. Их нутра самой матери-земли высунулась рука, ухватила Хани за ноги и утянула в пропасть...
- Хани... Хани...
Она разлепила глаза, щурясь от солнечного света. На языке чувствовался вкус крови и земли, будто ее только что накормили и тем, и другим. Девушка перевернулась на спину и позволила Рашу поднять себя на ноги. Глаза не сразу вернули способность видеть.
- Если ты закончила - нам нужно убираться, - напомнил Раш. Он весь с головы до ног был забрызган кровью, она густо стекала с куцых остатков его волос, пачкала косы Хани, будто чужестранец непременно хотел, что лона тоже перепачкалась смертью. - Надеюсь, хоть лошадь осталась цела.
Хани повернулась. Что сталось? Разве она не умерла? Разве не Гартис затащил ее к себе?
Свежий снег густо припорошил серый налет. Будто пока она была в беспамятстве, небеса щедро трусили пеплом. Дома степенно догорали, словно сальные свечи - в безветрие пламень почти не шевелился, и степенно глодал деревянные скелеты.
- Куда они подевались? - спросила Хани в пустоту перед собой.
Ответила тишина. Никто не спешил остановить их, никто не загораживал дорогу. Частокол на треть сгорел, и теперь медленно тлел; черные длинные пальцы дыма норовили уцепиться в белоснежные облака, по-весеннему чистые и кудрявые. Раш вскорости вернулся ведя под уздцы белую рогатую кобылу Хани. Жеребица нервничала, часто пряла ушами, но послушно следовала за чужестранцем.
- Ты удил их? - спросила Хани.
Он как-то странно посмотрел на нее, но не ответил. Девушке пришлось вцепиться в ворот его куртки и раз за разом умолять сказать, что произошло. Не могут разом исчезнуть столько людей. Чумазые близнецы, толстая девчонка с ячменной лепешкой, названые родители и названый брат.
- Не я убил их. - Раш снова тронул ожоги, будто они досаждали ему. - Ты убила.
Хани сползла на землю, зачерпнула пепел, и глядела, как он тонкими струйками цедиться сквозь пальцы. Вопрос 'Как?' встал поперек горла, но Хани была даже рада, что так сталось. Разве может быть иное объяснение тому, что она натворила? Только одно способно разом отнять столько жизней. 'Теперь они не причинят тебе вред, - успокаивал мягкий голос госпожи Хелды, - теперь ты сможешь себя защитить'.
- Хани, - Раш тронул ее за плечо, заставляя подняться.
- Не забывай наш уговор, чужестранец, - деревянным языком произнесла Хани, избегая смотреть ему в глаза. - Никто не должен знать.
- Как скажешь, kama'lleya, - задумчиво пообещал он.
Вскорости они были уже далеко от догоравшей деревни. Дорогу будто кто нарочно выровнял: Хани могла поклясться, что своими глазами видела коряги и кочки на пути в деревню, но теперь землю будто утоптали тысячами ног. Жеребица, почуяв волю, торопилась вперед и Раш, которому Хани без сожаления отдала поводья, пустил ее галопом. Лоскут лесистой равнины кончился, выпуская их на каменистые пустоши, светло-серые от тонкого снежного наста. Когда лошадь притомилась, Раш перевел ее наш шаг и они с Хани перекусили прямо верхом, чтоб не терять зря времени. Почти всю дорогу молчали, обмениваясь короткими фразами без смысла. В конце концов, сошли на нет и эти разговоры, и Хани ненадолго задремала, прислонившись к его плечу.
Ей снилось странное место. Тусклый мраморный пол, то ли темно-синий, то ли вовсе черный. Тьма кругом скрадывала границы, если он и были. Только небольшой круг освещался бесформенный неясным светом. Хани осмотрелась, в поисках источника света, но пятно будто бы жило своей собственной жизнью: его края шевелились, точно ножки разбухшей гусеницы, вытягивали щупальца, словно собиралась дотянуться до чего-то во мраке. Но Хани не видела ничего, кроме трещин меж мраморными плитами.
'Кто здесь?' - спросила она, расслышав отдаленные шаги.
Ответа не последовало, но шаги продолжали приближаться, хоть девушка по-прежнему не могла бы с точностью сказать, с какой стороны ждать появления незнакомца или незнакомки.
'Госпожа Хелда, это ты? - позвала Хани. - Я знаю, что твой голос приказывал мне, что делать. Ты говорила, а я не могла тебя ослушаться. Что ты сделала со мной? Ты забрала мою белую отметину? То, чем я стала - это и есть твой дар? Так забери его, мне он не надобен!'
Крик проглотила тишина. Она словно сделалась непроницаемой жижей, которую нельзя было потрогать, но она душила, заглушала каждый звук, каждый ее вдох. Остались только шаги, только теперь они умножились. Тьма выпустила одного - он был высоким, в красивых, словно выкованных из лунного света доспехах, густо обагренных кровью. В одной его руке был меч, во второй - щит. Но как ни старалась Хани рассмотреть лицо, тьма тут же окутывала его щупальцами, будто и воина вместо головы был шевелящийся сгусток. Ему навстречу вышла женщина - шелка ее одежд шептались, словно живые. В руках ее лежал ягненок в золотом руне и женщина теребила тугие завитки. Пришел черед третьего...
Хани проснулась, сонно озираясь по сторонам. Сперва ей показалось, будто сон стал явью - темнота была их спутником, и только лошадь была в ней единственным светлым пятном.
- Мы не остановимся на ночь? - спросила девушка.
- Нет, нужно торопиться. Если Арэн приедет в 'Лошадиную голову' и не застанет нас там, подумает, что мы сгинули. Я его знаю - даже если надумает скорбеть, так в седле, не станет засиживаться бестолку.
Половину ночи поводья держала она, а Раш занял место у нее за спиной. От его рук спокойнее не было, но он был теплым, и Хани не чувствовала себя одинокой. Они миновали заросший карликовыми дубами склон, спустились к реке, и двинулись вдоль нее. Перешли вброд в том месте, где водяная змея была уже всего, и, с рассветом, снова поменялись местами. Дальше пришлось делать широкий крюк, чтоб обойти ущелье, ставшее гнездом для огненной звезды. В некоторых местах путь будто нарочно усыпали острыми камнями, и приходилось спешиваться. К утру следующего дня они вошли в сосновый лес: деревья здесь были такими старыми, что макушками загораживали солнце. Ровные колоны стволов, словно заколоченные в землю самими богами, плакали смоляными слезами. Хани собирала их и бережно складывала в мешочек на поясе. За время пути они с Рашем съели большую часть припасов, но охотиться девушка не смела, боясь накликать на их головы гнев духов-охранников. Зато здесь было вдосталь шишек - не еда, но достаточно, чтоб дать подачку взбунтовавшимся желудкам. Когда лес закончился, перед ними растелилась равнина, устланная каменными дольменами. Здесь их было без счету, будто невидимые великаны строили невиданные фигуры.
- Я помню их, - довольный, сказал Раш. - Дальше Путь караванщиков - граница с Дасирийской империей. А вот там, - он указал на седые бороды дыма, - Рагойр.
- Что это?
- Место, где собираются караванщики и вольные торговцы со всех сторон света, чтоб похвастать своими товарами. Если иметь вдосталь золота, здесь можно купить бессмертие.
Хани оглянулась на выбеленные многовековыми морозами, пики гор, на ленты рек, на леса и пустоши. В глазах стало мокро. 'Ты еще воротишься сюда, но иным путем и иным существом', - подсказал внутренний голос, но сердце рвалось повернуть лошадь обратно.
- Для тебя там больше ничего нет, - словно прочитав ее мысли, сказал Раш. - Только смерть. А впереди всегда есть хоть что, ради чего стоит побороться за жизнь.
- Говоришь так, будто знаешь, как оно быть изгоем из собственного дома.
Он не ответил, но всполохи в черных глазах на миг сделались ярче. К вечеру Рагойр встретил их ароматами жареного мяса, свежего хлеба и молока, насмешливыми голосами лютней и лошадиными ржанием. Хани удивилась, увидав добротную каменную стену, в два человеческих роста и широкий
