ездил три раза за сезон. Так вот, физически он восстановился, а кататься перестал.
— Вот такая история, — сказал Бравик.
— Интересное дело… — Гена свернул с Нахимовского на развязку к Варшавке. — Ты можешь мне сказать, почему Шевелев знает про Гариваса такие вещи, а мы нет?
— Он был там с ним — вот и знает.
— Мы дружили с Вовкой двадцать шесть лет. А он не рассказал нам, как чуть не погиб.
— Ты обижаешься на него, что ли?
— Вроде того, — признался Гена.
— У него была одна очень симпатичная мне черта: он делился только хорошим. Все плохое он оставлял при себе.
Ольга набрала сестру и сказала:
— Ленка, справку Вите напишут. Я вот подумала: а не нужно справку о прививках?
Лена ответила: нет, только обычную справку о том, что не противопоказаны занятия в плавательном бассейне.
— Но ты мне еще раз скажи: тебе все это не в тягость будет?
— Что ты глупости какие-то несешь, — сказала Лена. — Ну когда это мне Витюшка был в тягость?
— Тебе нужно по-человечески отдохнуть. Поэтому я спрашиваю.
— Все, хватит об этом, Оль, — сказала Лена. — У Витюшки отца не стало, а ты манерничаешь. Я все- таки твоя сестра, не говори глупости.
— Спасибо тебе. — Ольга вздохнула. — Я сейчас брать отпуск не могу, а Витьку надо обязательно увезти из Москвы. Чтоб были новые впечатления, чтоб поменьше вспоминал Вову.
— Оль, я все понимаю, не дура, — сказала Лена. — А Аркадий просто в восторге.
— Аркаша не возражает? Правда?
Лена засмеялась.
— Аркадий? Да он целый план составил: и в поход они пойдут, и под парусом, и рыбалка, и сто тысяч приключений.
— Ну ладно, — сказала Ольга. — Я тебе еще позвоню.
Она положила трубку.
— Ма! — позвал Витя из детской. — Бравик приедет, да?
— Не Бравик, а дядя Бравик, — громко сказала Ольга. — Откуда знаешь, что он приедет?
Она прошла в детскую. Витя собирал «лего», палас был усыпан деталями.
— Ты с ним по телефону говорила, — сказал он. — Я слышал. И Гена приедет.
— Не Гена, а дядя Гена.
— А Никон — дядя Никон?
— Да. Не надо фамильярничать со взрослыми.
— А и не да.
— Что еще за новости?
— А Васен говорит просто Никон.
— Это невежливо.
— А я Никону говорю «Никон», а он не обижается совсем.
— А Никон твой, который не обижается совсем, тебя распустил совсем.
— И все остальные мужики меня тоже распустили, да?
— Какие мужики?
— Папа так говорит про Гену и про себя. И про Никона. Что они все мужики. А я мужик?
— Нет.
— А кто мужик?
— Кто двух генералов накормил.
— И Никон генералов кормил?
— Не знаю.
— А Бравик?
— Не Бравик, а дядя Бравик.
— Кормил?
— Бравик не кормит генералов, он делает операции.
— Рассекает и ушивает.
— Это он тебе сказал?
— Он папе сказал.
— Когда?
— На Селигере. Когда в палатках жили. Папа сказал, что он лузер, а Бравик делом занят.
— И что Бравик?
— Бравик сказал, что он только рассекает и ушивает в нужном месте и в нужное время. Они у костра сидели, а я не спал. Васен спал уже, а меня комары ели.
— Кокетничает твой Бравик.
— Он не мой, а папин. А что такое «кокетничает»?
— Скромничает.
— А что такое «скромничает»?
— А что такое «демагог»?
— Болтун.
— Вот ты и есть болтун. Мой руки, кушать пора.
— Я не буду лапшу.
— Здрасьте!
— Я пиццу хочу.
— Хуже порчи и лишая мыслей западных зараза.
— Это как?
— Пицца — итальянская еда. А тебе полезно лапшу.
Ольга ушла на кухню и поставила на плиту кастрюльку с куриной лапшой.
Кухонный стол был завален распечатками.
— Беспорядок у тебя, — сказал Бравик. — Новую книгу начал?
Когда Гена начинал книгу, то забывал бриться и есть. «Издательский дом Владимира Панченко» выпустил восемь Гениных книг, ему платили столько, что хватало на жизнь. Но ежедневные «пятьсот строк» или иная норма Гене не давались — оттого, наверное, что в словесное дело Гена пришел не с филфака, а из городской клинической больницы номер шестьдесят четыре. Генино писательство протекало от озарения к озарению, и манера эта была какой угодно, только не профессиональной. Он начинал работать по восемь-десять часов кряду, только если увлекался. Тогда Гена пил кружками крепкий чай со смородиновым листом и иной раз делал по двадцать страниц в день. Работая, он сносил к столу справочники, путеводители, биографии и мемуары, раскладывал и наваливал их вокруг лэптопа амфитеатром.
— Не успел убраться, — сказал Гена, — до утра сидел. Искал все, что может быть связано с тем текстовым файлом. Забивал в поисковик те слова: «сто пятьдесят седьмой Имеретинский пехотный полк», «Шатилов», «Юферев», «Вишняк» и остальное. Каждое слово забивал в контексте «сто пятьдесят седьмой Имеретинский пехотный полк». В какой-то момент вылезла сноска на сайт Главного военного архива, там я все и нашел. И еще я вспомнил, кто такой Вишняк.
— Кто?
— Вовкин прапрадед. Вовка мне рассказывал про него лет пять назад. Он имел знак отличия Ордена Святого Георгия. Имя этого человека есть в Георгиевском зале Кремля. Я нашел «Хронику 157-го Имеретинского пехотного полка», там фамилия «Вишняк» встречается несколько раз. Унтер-офицер,
