With twelve great shocks of sound, the shameless noonWas clash’d and hammer’d from a hundred towers,One after one: but even then she gain’dHer bower; whence reissuing, robed and crown’d,To meet her lord, she took the tax awayAnd built herself an everlasting name.
ГОДИВА
Я в Ковентри ждал поезда, толкаясьВ толпе народа по мосту, смотрелНа три высоких башни — и в поэмуОблек одну из древних местных былей.Не мы одни — плод новых дней, последнийПосев Времен, в своем нетерпеливомСтремленье вдаль злословящий Былое, —Не мы одни, с чьих праздных уст не сходятДобро и Зло, сказать имеем право,Что мы народу преданны: Годива,Супруга графа Ковентри, что правилНазад тому почти тысячелетье,Любила свой народ и претерпелаНе меньше нас. Когда налогом тяжкимГраф обложил свой город, и пред замкомС детьми столпились матери, и громкоЗвучали вопли: «Подать нам грозитГолодной смертью!» — в графские покои,Где граф, с своей аршинной бородойИ подсаженной гривою, по залуШагал среди собак, вошла ГодиваИ, рассказав о воплях, повторилаМольбу народа: «Подати грозятГолодной смертью!» Граф от изумленьяРаскрыл глаза. «Но вы за эту сволочьМизинца не уколете!» — сказал он.«Я умереть согласна!» — возразилаЕму Годива. Граф захохотал,Петром и Павлом громко побожился,Потом по бриллиантовой сережкеГодиве щелкнул: «Россказни!» — «Но чем жеМне доказать?» — ответила Годива.И жесткое, как длань Исава, сердцеНе дрогнуло. «Ступайте, — молвил граф, —По городу нагая — и налогиЯ отменю», — насмешливо кивнул ейИ зашагал среди собак из зала.Такой ответ сразил Годиву. Мысли,Как вихри, закружились в ней и долгоВели борьбу, пока не победилоИх Состраданье. В Ковентри герольдаТогда она отправила, чтоб городУзнал при трубных звуках о позоре,Назначенном Годиве: только этойЦеною облегчить могла ГодиваЕго удел. Годиву любят, — пусть жеДо полдня ни единая ногаНе ступит за порог и ни единыйНе взглянет глаз на улицу: пусть всеЗатворят двери, спустят в окнах ставниИ в час ее проезда будут дома.Потом она поспешно подняласьНаверх, в свои покои, расстегнулаОрлов на пряжке пояса — подарокСурового супруга — и на мигЗамедлилась, бледна, как летний месяц,Полузакрытый облачком… Но тотчасТряхнула головой и, уронившиПочти до пят волну волос тяжелых,Одежду быстро сбросила, прокраласьВниз по дубовым лестницам — и вышла,Скользя, как луч, среди колонн, к воротам,Где уж стоял ее любимый конь,Весь в пурпуре, с червонными гербами.На нем она пустилась в путь — как Ева,Как гений целомудрия. И замер,Едва дыша от страха, даже воздухВ тех улицах, где ехала она.Разинув пасть, лукаво вслед за неюКосился желоб. Тявканье дворняжкиЕе кидало в краску. Звук подковПугал, как грохот грома. Каждый ставеньБыл полон дыр. Причудливой толпоюШпили домов глазели. Но Годива,Крепясь, все дальше ехала, покаВ готические арки укреплений
