— Совсем маленький, мой легат, — ответил тарабост.
— Пока не твой, — хмыкнул Базилл, — хочешь возвыситься, послужив Риму?
— Хочу, господин, — склонил голову Асдула.
— Сделаешь, что прикажу, награда не замедлит.
— Что прикажешь, господин?
В тот же день тарабост беспрепятственно покинул лагерь римлян вместе со всеми своими людьми и ускакал в Скопы.
— Если обманет? — спросил Базилла Гортензий.
— Посажу на кол, по их обычаям, когда доберусь. Он это знает.
— Ты так уверен в успехе, Луций? Что если варваров гораздо больше? Даже те десять тысяч о которох он говорил — серьезная сила.
— Я разбираюсь в людях. Этот ублюдок мать родную продаст. Я его страхом не ломал, за выгоду служить станет.
Все прошло по задуманному. Тарабост без труда проник в город, рассказав басню о том, как он самоотверженно пытался спасти неразумного костоправа, встретившегося с вождем римлян и своей дерзостью возбудившего в том жажду крови. Римляне казнили глупца, и ему, Асдуле Скарасу, не оставалось иного, кроме как бежать, дабы предупредить князя.
— Быстро идут, на пятки мне наступают. Думаю, завтра будут здесь.
Асдула убеждал вождей оставить Скопы, уйти в горы, но при этом утверждал, что римляне равны по силе дарданам.
— Они в поле сильны, а в горах мы их рассеем.
— Если они не превосходят нас числом, а равны по силам, как ты говоришь, почтенный Асдула, — сказал князь, — я вижу больше пользы в том, чтобы защищать Скопы. Не отдадим город на разграбление. Пусть лезут на стены, мы дадим им такой отпор, что запомнится надолго.
Асдула нехотя подчинился большинству, а в условленную ночь его люди составляли половину стражи у ворот. Справиться с остальными, ничего не подозревающими воинами, не составило труда и после полуночи, около третьей стражи по римскому счету, ворота города отворились перед римлянами.
Базилл-Агамемнон, вступил в Скопы к полудню. К этому времени резня на улицах почти сошла на нет. Горстка дарданов, ведомая Ратопором, смогла прорваться из города. Большая часть тарабостов сложила оружие, остальные — свои головы. Скопы горели три дня и превратились в груду головешек.
Допросив пленных, легат восстановил историю нападения на Гераклею. Дромихет, главный виновник, с горсткой своих то ли гетов, то ли даков, один Орк разберет этих варваров, затерялся в горах. На вопрос, сколько у него воинов, пленные тарабосты отвечали, что не меньше двух тысяч. Показания Глабра с их словами не сходились. Трибун уверял, что напавших на авангард варваров было немного и успеха они достигли лишь за счет внезапности, когда же Публий Гарса вступил в бой, фракийцы бросились наутек. Две тысячи не побежали бы от одной когорты. Это не простые коматы-пахари, а опытные головорезы. По всему выходило, что Дромихет ускользнул. Вывел большую часть своих бойцов по западной дороге, да козьими тропами. Где он теперь, откуда ударит? Ищи-свищи.
Тарабосты гнули шеи, косо поглядывая в сторону Асдулы, который ощущал себя чуть ли не богом. Впрочем, ему хватало ума поменьше попадаться на глаза Базиллу. Так, на всякий случай. Легат слово сдержал, провозгласил Асдулу князем дарданов и другом римского народа. Над воротами княжеского буриона Скарас водрузил на копье голову Кетрипора. У нового князя мигом сыскалась тысяча и одна обида на тех, кто еще вчера был равен ему по положению. Асдула упоенно мстил. За обидное слово, косой взгляд — голову долой. Все-все припомнил, любую мелочь. После того, как он выяснил, что легат намерен в Скопах оставить гарнизон, радости у князя поубавилось, но с другой стороны, уйдут римляне — а ну как эти овцы снова волчьи клыки покажут? Нет, пусть уж остаются, так спокойнее.
Базилла резня, которую учинил 'друг римского народа', не заботила совершенно. Враг наказан, награбленное возвращено и готовится к отправке в Македонию. Солдаты получили Скопы на три дня, поменьше станут вздыхать, что с Митридата добычи не досталось (по крайней мере, тех золотых гор, которые обещал Сулла. Пленные горячо валили свои грехи на Дромихета и синтов, соседнее фракийское племя. Дромихет бегает, пусть его, легат не собирался за ним гоняться.
'Я предпочитаю заниматься захватом и удержанием крепостей'.
Один легион Базилл распределил по ближним крепостям вокруг спаленной столицы варваров, так, чтобы сторожить основные дороги. Нужно перезимовать здесь, а весной вернуться к Сулле, добивать Митридата. Базилл не сомневался в том, что понтийский царь, несмотря на обещания Архелая способствовать заключению мира, еще попьет римской крови. Его надо уничтожить. Впрочем, это решать Сулле.
Второй легион под командованием Гортензия Базилл отправил в земли синтов. Налегке, без машин и обозов. Грабить. Даже если эти синты не нападали на Гераклею, ну и что? Солдатам нужна добыча. Пусть возьмут. Здесь, как показал пример дарданов — ее просто взять.
Конницу Базилл оставил при себе, ей в эту зиму предстояло поработать больше легионов — нужно найти Дромихета. Или хотя бы убедиться, что он убрался за пределы досягаемости. Уйдет — ну и пес с ним. А не уйдет... Должны же даки что-то жрать зимой? Они же хлеб не сеяли, не убирали. Значит, сами будут коматов грабить. Стая волков немаленькая, к людям выйдут. Люди и расскажут: где, когда, сколько. Расспрашивать — любимое занятие Гнея Остория. Общительный он, префект ауксиллариев.
— Это что, 'скорпион'? — удивился Север.
— Ага, вроде того, — ответил Аттий.
— Чего-то он какой-то небольшой.
— Болел в детстве, — усмехнулся Марк, и пояснил — это гастрафет.
— Гастра... Брюшной лук?
— Ну да, греки так назвали, потому что тетива натягивается животом. Смотри, чувствуешь, какой тугой? Руками не натянуть. Эта деталь, к которой он крепится, называется сирикс[18]. Видишь, в нем проделан паз? Здесь ходит диостра[19], цепляется зубцами. Упираешь ее в землю, а сам пузом наваливаешься на сирикс. Вот эта рогатая дуга на конце специально сделана, чтобы давить ловчее. Диостра остается на месте, а сирикс идет вниз. Тетива натягивается. Потом укладываешь стрелу в желобок, целишься, жмешь этот крючок. Понял?
— Понял, чего тут сложного. Интересная штука.
— А то? На охоте знаешь, как удобно? На птицу или зайца — самое то!
— Можно ведь не только на охоте, — сказал Север.
— Ну да, — кивнул Аттий, — его изобрели для войны. Говорят, лет триста назад. Бьет дальше, чем лук. Ну, правда, я слышал, что скифы могут с ним в дальнобойности поспорить. Сам не видел, врать не стану. А эта игрушка мечет стрелы на четыреста шагов. Если не больше. За двести шагов щит насквозь прошивает, какой лук с такой сравнится?
— Интересно, — протянул Квинт, — если это такое грозное оружие, что ж за триста лет им повсеместно не вооружились?
— Не знаю. Сложен, дорог. Мне знаешь, в какую сумму обошелся? Жалование за полгода!
— Не слабо, — хмыкнул Квинт, — для развлечения.
— Э, да ты, брат, не охотник! Пошли, что ли во двор, постреляем.
— Как ты постреляешь? — спросил Квинт, разглядывая лук гастрафета, усиленный роговыми пластинками и сухожилиями, — он же без тетивы.
— Я ее снимаю на хранение, чтобы лук не уставал, а то портится.
— А как надевать, смотри, рога наружу вывернуты? — Квинт попробовал согнуть один из рогов, — тугой, тут человека четыре надо.
— Любую силу пересилит хитрость, — прищурился Аттий, — учись, пока я жив!
С этими словами центурион накинул на концы рогов лука пару деревянных хомутов, связанных кожаным витым шнурком, зацепил его за крюк на диостре, навалился животом. Несколько щелчков и рога выгнулись в нормальное, боевое положение.
— Ишь ты! — восхитился Квинт, глядя, как Марк ловко надел тетиву и снял уже ненужную
