Алексей Филиппенков
Воронка
Автобус медленно кружил по улочкам небольшого городка. Проехав еще немного по окраине, он свернул к центральной площади и остановился.
— Уважаемые дамы и господа, наш автобус сделал небольшую остановку в маленьком французском городе Биаш. На свободное время у вас около двух часов, поэтому заранее определитесь со своим маршрутом, чтобы не тратить время зря.
Люди медленно выходили из автобуса. Экскурсовод, миссис Вайс, собрала всех возле величавого дерева, стоявшего на маленьком травянистом островке и огороженного невысоким заборчиком.
— Господа, подходите все ко мне, — начала Вайс. — Перед собой вы сейчас видите дерево, которое является символом города. Оно является единственным свидетелем грозных времен, прокатившихся здесь давным-давно.
— А что здесь произошло? — спросила молодая девушка, записывая слова экскурсовода в блокнот.
— Город, в котором вы сейчас находитесь, расположен на берегу всемирно известной реки Соммы. Эта река и дала название грандиозной битве, произошедшей здесь много десятилетий назад. В июле 1916 года, к югу отсюда англо-французские войска предприняли крупномасштабное наступление на позиции, занятые германской армией. Битва продолжалась несколько месяцев, и лишь в сентябре англо-французская коалиция все-таки сумела занять главные позиции, чем поставила жирную точку в затянувшемся кровопролитии. Как подсчитали историки, на один квадратный метр поселка Биаш упало больше снарядов, чем в битве при Вердене.
В первом ряду, возле миссис Вайс стоял мужчина лет тридцати пяти и внимательно вслушивался в её слова, но, дослушав речь экскурсовода до конца, всё же не сдержался:
— В итоге Германия проиграла.
— Гюнтер, нельзя сказать, что мы проиграли в битве на Сомме, но германские войска были истощены намного сильнее англо-французских, и это истощение обеих сторон и положило конец битве. Тогда Германия ослабла сильнее своего противника, и поэтому формально в битве победа осталась за Англией и Францией.
— Что-то типа исторического технического нокаута? — прозвучал голос из толпы.
— Можно и так сказать, — улыбнулась Вайс.
— А остались какие-нибудь следы того времени? — поинтересовался мальчишка лет двенадцати.
— Да, вокруг нас, за рекой, и с другой стороны города, на полях, сохранились окопы и воронки от снарядов. Их специально никто не закапывал, чтобы оставить как память будущему поколению.
— О-о-о, здо-о-рово, пойдем полазаем там, — словно получил электрический разряд мальчуган, и они с другом побежали уговаривать своих матерей пойти за город к, как они их назвали, «ямам».
— Дамы и господа, — привлекла внимание туристов Вайс, подняв одну руку вверх и щелкая пальцами, — у вас около полутора часов свободного времени. Те из вас, кто желают почтить память жертв первой мировой войны, могут пройти по той дороге, по которой мы приехали, и она вас выведет к мемориальному кладбищу, расположенному в километре отсюда. Там покоятся французские солдаты, но вы можете положить цветы просто в память об ушедших.
Дождавшись, пока Вайс освободится от раздачи указаний туристам, Гюнтер подошел к ней с личным вопросом:
— А здесь есть кладбище немецких солдат или мемориал, миссис Вайс, куда бы я смог положить цветы в честь наших павших?
— Ох, Гюнтер, мемориал во Флакуре, в трех километрах отсюда, а что ты хотел?
— Мой дед воевал здесь, я приехал почтить его память. Мой отец слишком стар и не встаёт уже с кровати, он попросил меня возложить цветы в память о павших немцах. Он также очень просил меня узнать — может быть, найдется какая-нибудь информация об его отце — моём деде. У нас сохранились его письма и документы того времени. Он принимал участие именно в битве на Сомме и погиб в этих местах, а ведь нам даже не известно, где он похоронен.
— Сотни тысяч людей до сих пор остаются пропавшими без вести, Гюнтер, и даже после этой битвы многих до сих пор не нашли. Я боюсь, здесь будет очень мало информации о немцах, ведь это все-таки Франция. Но во Флакуре есть один мемориал. Однако туда тебе желательно бегом бежать, а иначе не успеешь. Добежишь, а там спросишь у жителей, его все знают.
— Как хоть этот мемориал выглядит? — допытывался Гюнтер, заправляя рубашку и готовясь бежать.
— Такое кирпичное строение метра два высотой, по форме напоминающее домик, с покатой крышей, а на фасаде надпись: «В ЧЕСТЬ СЫНОВ ГЕРМАНИИ, ПАВШИХ ЗА КАЙЗЕРА И РЕЙХ».
— Хорошо, спасибо, я побежал.
— Подожди, Гюнтер, как твоя фамилия, чтоб я записала тебя, если вдруг не успеешь вернуться?
— Байер, Гюнтер Байер.
Все туристы разбрелись по городу, а из автобуса еще только выходил пожилой мужчина. Он спустился по ступенькам, вдохнув свежий воздух французской земли, и первым, что он увидел, было дерево. В его сознании вспышкой взорвались воспоминания об этом месте. Окинув дерево равнодушным взглядом, буквально не замечая его, старик пошел в другую от всех сторону, куда-то за город. Местность за городом еще хранила свежесть от недавно скошенной травы. Краем глаза старик видел Гюнтера Байера, который изо всех сил бежал через поля, к соседнему городу. Решительной походкой старик направился от площади к обширным полям; в ту же сторону побежали и ребята, услышавшие об оставшихся окопах.
«Мама» — это слово всегда отдавалось голосом в мыслях. Куда бы он ни отправился, в его голове, где-то глубоко постоянно слышалось слово «мама». Словно кинопленка, его память запечатлела лишь редкие кадры молодости и этих мест, много-много лет назад. Он забыл очень многое, но память его сохранила слово «мама», и голос, голос из прошлого, который произнес это. Словно само сердце звало его сюда, и перед ним предстало поле. Даже спустя годы оно было истерзанным и кровоточащим — раны прошлого не затянулись и по сей день.
Его руки были изрезаны морщинами, редкие седые волосы развивались на ветру, а он все шел, держа в голове только одно слово, и с каждым шагом оно становилось все громче, пока он не дошел до места, возвращение в которое было для него долгом, как и полвека назад. Старик, идущий навстречу своей юности, своим прошлым страхам, пришел туда, где он был «рожден». Его глазам предстало непередаваемой красоты Поле — огромное и переменчивое, от зеленой и ровной поверхности лугов до неравномерных бугров. Для него это поле всегда было и будет живым, и ему всегда будет казаться, что оно плачет и изнемогает от полученных ран. Время от времени здесь можно было увидеть пожилых людей, бродивших в одиночестве, склонявшихся над могилами своих бывших сослуживцев, но с каждым годом их становилось все меньше и меньше.
Минуту спустя он увидел длинную извилистую траншею, заросшую травой и оплывшую за долгое время. Змейкой траншея уходила куда-то в дальнюю лесополосу, а рядом с этой земляной змейкой, в десятках метрах вокруг всё поле было изуродовано кратерами, которые оставила здесь далекая война. Нынче война, прокатившаяся здесь, отзывалась только приглушенным эхом далеких сражений, звук которых остался лишь в памяти когда-то сражавшихся тут солдат.
Спустившись, он решительными шагами прошел по траншее, сел на пологий скат и стал смотреть через разрыв густой листвы в сторону Соммы. События, произошедшие здесь шестьдесят два года назад, постепенно возвращались в его память. Где-то за углом поросшего травой поворота послышались приглушенные голоса: «Хей, карл, как ты думаешь, сегодня англичане пойдут в наступление?», с другого
